Фортуна
Шрифт:
— Нет, к сожалению, фру Клара! — выпалил Маркуссен. — На сей раз это не «одна из моих обычных историй». О, если бы это было так! Нет, это нечто худшее! В тысячу раз худшее! Можете мне поверить! Для меня все это бесконечно тяжело! Я так страдаю за профессора, за вас, да и за господина кандидата…
— Ах, боже мой! Маркуссен! Что с вами? Вы плачете? Что с вами? Да отвечайте же!
— Да… да… Теперь уж нет никакого смысла скрывать от вас… Это конец…
— Конец? Чему? Кому? Я ничего не понимаю!
— Предприятию… Дому… Карстену Левдалу…
Фру
Вбежали горничные. Фру Клара лежала на диване в обмороке. Во всяком случае, она ничего не соображала.
Профессор отказался прийти и отдал распоряжение вызвать доктора Бентсена.
Первое, что почувствовала Клара, когда сознание вернулось к ней, была злоба на всех, кто довел до «этого»! На профессора она сердилась меньше, чем на других: к нему она и теперь еще чувствовала уважение.
Но Абрахам! Этот идиот! Это ничтожество! Теперь он даже не богат! Она осмеяна! Одурачена!
А что будет теперь с ее платьями? С ее драгоценностями? Кажется, в подобных случаях все это продается с аукциона? Но ведь это ее личные вещи! Ее вещи! Господи! Можно с ума сойти! Неужели она теперь бедна? Ей придется экономить каждую копейку, как Фредерике? Неужели же это в самом деле так и будет? Нет! Это невозможно! Это какое-то безумие!
Принесли телеграмму, адресованную фру Левдал. Клара отшвырнула ее: это уж, конечно, телеграмма от Абрахама! Вероятно, утешения! Но она вовсе не желала, чтобы ее утешали! Особенно он! Она не желает читать этой телеграммы! Нет! Нет!
Но не так-то легко не прочитать распечатанную телеграмму. Фру Клара несколько раз прошла мимо стола, ломая руки от отчаяния. Потом все-таки схватила телеграмму.
Оказалось, что это была телеграмма от ее отца. «Крепись, — писал отец. — Умом, осторожностью многое можно спасти. Подробности письмом».
Луч надежды! Не все потеряно! Она никогда не думала, что так любит отца, как в эту минуту.
Многое можно спасти! Спасти? Клара сразу стала сдержанной, спокойной, рассудительной.
Она имела смутное представление о том, что такое аукционы, судебные исполнители и прочее, но знала, что все эти люди враждебны ей и что законников можно одурачить.
Она быстро оглядела всю комнату; на камине стояли два массивных серебряных подсвечника. Как ворон, бросилась на них Клара, унесла в спальню и спрятала в ящике комода, под белье.
Первая из участливых подруг, посетивших фру Клару, должна была разочаровать всех остальных: Клара Левдал не выглядела огорченной, — напротив, она принимала все происшедшее совершенно спокойно.
Она говорила, что теперь, конечно, всем им придется работать и жить очень скромно; но она почти не огорчалась. Оказывается, она никогда не придавала никакой цены роскоши. Если только каждый будет иметь все, что ему необходимо, она будет счастлива и никогда не станет роптать.
Абрахам
В первое мгновение он просто ничего не понял; ему показалось, что это какая-то нелепая грубая шутка, но Педер Крусе не мог так шутить.
Абрахам почему-то оказался совсем один на палубе с телеграммой в руках. Все куда-то исчезли, и ему вдруг вспомнилось, что все попутчики уже со вчерашнего дня держались с ним как-то странно.
Теперь только Абрахам вполне понял серьезность положения. Он ушел в свою маленькую каюту. За иллюминатором шумело и пенилось море. Он предался мрачным размышлениям, стараясь осмыслить и выяснить всю глубину происшедшего несчастья.
Прежде всего он подумал о своем отце: что тот должен был вытерпеть за это время! Но затем, когда перед его мысленным взором стали одна за другой представать печальные последствия случившегося, он погрузился в уныние. Он думал о милом сердцу старом доме с садом, знакомым с детства, где каждый уголок был связан с множеством воспоминаний… Все это ему теперь придется оставить, войти в жизнь с пустыми руками, а в родном доме будут устраиваться совершенно чужие люди.
И маленькому Карстену не придется играть в этом саду, и не будет у него маленького пони, о котором особенно мечтал Абрахам, строя планы о детстве мальчика. Маленькому Карстену придется войти в жизнь сыном человека, который не заплатил своих долгов.
В сущности говоря, жизнь впервые ударила его так жестоко, и впервые он почувствовал, что предоставлен только самому себе. Прежде для него всегда было приуготовлено наследственное место среди тех, кто прочно сидел на своих местах. Теперь он остался без всякой поддержки, и притом еще на него ложится ответственность за судьбу сына, у которого не было никакой опоры, кроме него.
Но эта мысль придала Абрахаму удивительную силу. Вот когда, наконец, представляется настоящая возможность ему, Абрахаму Левдалу, показать, на что он способен! Вот когда впервые задача будет достаточно трудна, чтобы он смог проявить силу своей воли.
Да! Теперь настал час! Грета будет рада! Даже Клара научится ценить его. Но главное — прочь из этого мира торгашей! Навсегда! Окончательно! Это было проклятием для них всех — теперь он это ясно видел. Довольно! Пусть кредиторы возьмут, что им причитается, и он начнет с пустыми руками новую жизнь честного труда.
Эта мысль разгорячила его, и он открыл окно, чтобы освежиться соленой пеной моря, брызжущей прямо в лицо. Он чувствовал себя полным сил и надежд.
Ему уже представлялся скромный дом в каком-нибудь из тихих приморских городов. Стеффенсен тоже туда переберется. Знаменитый профессор Левдал возобновит свою практику, а он, Абрахам, будет помогать ему. Пожалуй, сразу получить медицинский диплом будет невозможно; но ведь у него, как-никак, есть диплом юридического факультета, он тоже теперь пригодится.