Фортунат
Шрифт:
Однако обошлось, ознакомившись с обстоятельствами гибели командира взвода, Виктор Иванович, не мудрствуя лукаво, назначил на вакантную должность Луку Лукича с присвоением ему звания прапорщик, а еще через пару месяцев, Суржиков получил лейтенанта, а к нему свой первый офицерский орден «Честь и Мужество» третьей степени. Вообще-то всё наоборот, сначала он был представлен к высокой офицерской награде, ибо не положено награждать солдатской медалью командира столь высокого уровня. Пришлось в срочном порядке повышать прапора до лейтенанта. Вот такие армейские заморочки. Теперь Лука Лукич у нас Ваше Благородие и никак иначе, к тому же, согласно статуту ордена, он удостоен личным дворянством, а если заработает полный бант, станет потомственным. На
Более не стану никого утомлять разными второстепенными деталями армейской действительности. После бурной встречи со своими бывшими подчиненными, поступившими вновь в мое временное подчинение (Ну ни хрена ж себе загиб!), меня и троих моих сопровождающих хорошенько пропарили в баньке эвкалиптовыми с добавкой веток благородного лавра вениками, накормили гречневой кашей с тушеным мясом дикого кабана, напоили вкусным квасом и уложили спать в отдельной палатке.
С утра следующего дня началась боевая подготовка взвода. Я вместе с ребятами, высунув язык, ползал в «лешаке-мохнатке» по горным кручам и лесным чащобам. Благо все необходимое оборудование, а также оружие не забыл прихватить из Владимира. Вместе с нами ползал на брюхе и осваивал тонкости маскировки Мустафа. Все необходимое горцу выдали из запасников взвода. Также славно постреляли, я убедился, что в этом плане за время моего отсутствия парни квалификацию не подрастеряли.
Флотские Сысоев и Дружинин были освобождены от утомительной беготни. Однако лентяя старлеи не праздновали, усевшись в расположении взвода на раскладных стульчиках за походным столом, тоже раскладным, они перелистывали извлеченные из своих баулов талмуды, при этом общались между собой на какой-то тарабарщине. Мои диверсанты даже переняли кое-что из их сленга. Во время тренировки один боец выдал другому весьма эмоциональное: «Тангусом тебя в гипотенузу, чтоб косинус набекрень!» Что именно он имел ввиду, по большому счету, всем было понятно и без объяснений, ибо перед этим отчитываемый устроил небольшой камнепад, под который едва не угодил товарищ, столь замысловато матерящийся.
К вечеру пятого июня боевое слаживание группы я посчитал законченным. Сутки выделил на отдых и моральную подготовку к предстоящей операции. Сам же навестил штаб полка, расположенный в двадцати верстах непосредственно в городе Ван.
Полковник Милославский-Дружинин ввиду занятости смог уделить мне не более получаса своего времени и то в перерыве между штабными разборками предстоящих боевых действий полка. Попили чайку, поболтали. Полковник искренне, но не без нотки ревности в голосе поздравил меня с головокружительным карьерным ростом:
— Эдак ты, голубчик Андрей Драгомирович, через месячишко и меня в чинах и званиях обойдешь. Ну дерзай! Буду гордиться тем, что довелось когда-то служить с таким героем в одном полку.
Преувеличил, конечно, господин полковник. Максимально на что я рассчитывал после предстоящей боевой операции, это какой-нибудь скромный орденок, ибо основная нагрузка по предотвращению проникновения вражеской эскадры на акваторию Русского моря ляжет на плечи наших моряков, и только от их успешных действий будет зависеть ход, возможно, всей дальнейшей военной кампании. Удастся отбиться, желание продолжать войну у европейцев сильно поубавится, и многие участники Коалиции постараются выйти из нее. Не удастся, в этом случае захват Таврики, а за ней и всей южной части России неизбежен, а там и прочие союзники воодушевятся и от вялотекущего противостояния перейдут к более активным действиям. Как бы не пришлось эвакуировать столицу Российской Империи куда-нибудь под Тобол или вовсе к Байкалу поближе…
Однако прочь пессимистические мысли. Огневой мощи нашего флота на Русском море должно хватить для того, чтобы отправить на дно большую
Полковник посетовал на то, что по причине загруженности текущими делами не смог посмотреть на наш самолет. О предстоящей операции разговоров не вели, ибо тайна военная есть, и собеседник это прекрасно понимал.
Попрощались с бывшим моим командиром весьма душевно. На последок Виктор Иванович меня даже перекрестил и пожелал удачи. С остальными офицерами полка общение как-то не задалось, многие помнили меня еще в звании сержанта, и мой вид в форме бравого моряка в высоких чинах их буквально приводил в бешенство. Ну и пускай себе бесятся, лишь бы руку к козырьку в знак приветствия первыми подносили, как это полагается по уставу, и при обращении величали Ваше Высокоблагородие. Я не тщеславен и не службист, но сунуть мордой в дерьмо какого-нибудь напыщенного гуся завсегда приятно.
Надолго в штабе не задержался. К вящему удовольствию полковых офицеров сразу после общения с полковником вернулся в расположение взвода. К вечеру шестого июня в штаб полка пришла шифрованная телеграмма из Владимира, в которой подтверждался ранее озвученный Государем Императором график продвижения вражеской эскадры. В настоящий момент корабли Коалиции сконцентрированы на траверзе мыса Геллес, что у входа в Дарданеллы. Проход эскадры в Мраморное море назначен назавтра. То есть часам к десяти-одиннадцати восьмого июня корабли будут растянуты в линию по всей длине пролива Босфор. Вот тут-то её и накроют мощные корабельные орудия наших линейных кораблей и крейсеров, способные послать двухсоткилограммовый снаряд на расстояние до полутора десятков морских миль. Я надеюсь на выучку русских артиллеристов, подвести не должны, а мы со своей стороны постараемся правильно скорректировать огонь корабельных орудий, да и сами добавим огоньку в общее веселье. Однако, первостепенная наша задача (повторяю в очередной раз как мантру) заключается в том, чтобы подавить сопротивление всех береговых фортов, способных ударить по русским кораблям.
На борт «Стремительного» погрузились в два часа пополудни. Насчет правил поведения во время полета народ был проинструктирован не по одному разу. Груз распределен вдоль центральной части салона, накрыт сеткой и надежно зафиксирован веревками. Из оружия у каждого бойца только штатные пистолет в кобуре и нож на поясе, все остальное хранится вместе со всем прочим багажом. Взлетели, я помахал крыльями оставшимся на земле и направил самолет строго на северо-запад.
Первые минуты полета вольно или невольно пришлось наслаждаться ненормативными лексическими оборотами восторженного характера. Однако вскоре бойцы успокоились и уже более спокойно смотрели в иллюминаторы, время от времени обмениваясь впечатлениями от полета.
Где-то за час, миновали четыре с половиной сотни километров и вышли к Трабзону. Далее двигались над акваторией Русского моря в пределах видимости береговой линии. Я не удержался пропел песню, которую часто во время семейных застолий всем хором исполняли под баян:
Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою,
Родная навеки страна!
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне не нужна…
Народ затих, прислушался, благо шум работающих двигателей не мешал по причине отсутствия самих движков. Звук вращающихся лопастей и шелест воздушного потока, обдувающего крылья и фюзеляж практически полностью гасились незамысловатой звукоизоляцией. После того, как я закончил словами:
…А я остаюся с тобою,