Фраер вору не товарищ!
Шрифт:
Владик перепугался не на шутку. Он почувствовал, как к горлу подступает приступ тошноты. Вот в такие дела ему ну никак не хотелось ввязываться. А если Махров спросит его, где Люська? Он не сможет ему соврать. Не потому что очень честный, а от страха. При всем его уважении к личности авторитета, он Махрова смертельно боится. Просто знает, что тот может с ним сделать. Владик немного подумал, но так и не смог придумать подходящей отговорки. Полез в карман, достал три ключа на связке, нехотя протянул ей.
— Вы только мою спальню не занимайте. Не люблю, когда на моей постели посторонние
— Не волнуйся. Мы будем спать на кухне. У тебя кухня большая, я знаю. Но это недолго, мы отсидимся пару дней, а потом уедем.
— Кто это мы?
— Мы вдвоем. Я тебя с ним познакомлю. Он хороший парень. Только немного со сдвигом. Но сдвиг в лучшую сторону. Так что он никакой опасности не представляет и на людей не бросается.
— И куда вы поедете?
— Куда-нибудь… — вздохнула Люська и посмотрела на Владика большими и чистыми глазами. — Пока все не утрясется.
— Что утрясется?
— Потом как-нибудь расскажу.
Владик удивленно смотрел на её просветленное лицо.
— У тебя, что с ним — любовь?
— Не знаю. Это, Владик, слишком серьезное чувство, чтобы о нем говорить. Сейчас об этом и думать некогда. Пока!
И они расстались. Навсегда. Если бы знали, что навсегда, наверное, попрощались бы по-другому. Но этого не предполагает никто и никогда.
Люська вернулась в машину.
— Всё, договорилась! — сообщила она Андрею. — Один человек дает нам в пользование свою квартиру. Только будь поосторожней, он привередлив и не любит, когда у него дома пропадают вещи.
— Я что, похож на вора? — удивился Андрей.
— Немного. — Люська ласково прижалась к его плечу.
По комнате шарили техэксперты Коли Балашова. Они снимали отпечатки пальцев с ручек дверей, со стаканов и пепельниц, рассматривали пушистый ковер на полу, перебирали вещи в шкафах, надеясь хоть что-нибудь обнаружить. Фотограф щелкал со всех ракурсов лежащее в неестественной позе тело Суркова. Вернее, естественной эта поза была бы для живого, когда человек прилег, прислонившись к стене. Трупы так лежать не могут. Обычно они лежат, распластавшись по полу. Медэксперт Лена Муравьева осмотрела его голову с застывшим лицом и сдвинутой набок челюстью.
— Сильный удар в нижнюю челюсть, Аркадий Михалыч, — доложила она. — Похоже, перелом. Но умер он не от этого, а от удара головой о стену.
— Кто-то крепко приложил нашего Суркова, — пробормотал Костя Корнюшин, стараясь не смотреть на тело. Хоть он и недолюбливал капитана, но чувствовал свою вину. Если бы они с Тарасенко приехали чуть раньше, такого могло бы не произойти. Во всяком случае, преступника схватили бы за руку. А теперь…
Полковник Самохин устало сидел в широком мягком кресле, в котором он сидел в первый раз, и молча наблюдал за действиями оперативников. Он был подавленный и хмурый. Всего два часа назад они вместе с Сурковым учинили допрос ни в чем пока не подозреваемой Людмиле Каретниковой, и вот теперь этот самый Сурков лежит на полу её квартиры в виде остывающего трупа и с таким блаженным выражением на лице, словно отсыпается после службы. Самохин раздраженно отвернулся, чтобы не смотреть на него. Только что уехал начальник управления, который навставлял ему столько
— И чего он сюда поперся? — пробормотал он. — Я же сказал ему в подъезде сидеть, смену ждать. Вот что значит — не подчинился приказу!
Костя заинтересованно листал какой-то журнал с фотографиями соблазнительных красоток, выставляющих напоказ свои прелести.
— Понятно, зачем, — промычал он себе под нос.
— Ну? — Самохин поднял на него глаза. — Чего ты там надумал?
— Хотя, кто его знает… — засомневался Костя.
— Ну давай, давай! — раздраженно сказал Самохин. — Не тяни кота…
— Помимо многих недостатков Суркова, у него был один существенный. Он был очень неравнодушен к женщинам. А тут такая красотка сидела одна. Манекенщица. Ноги от шеи, ростом с меня, глаза — тарелки. Картинка!
Костя развернул журнал и показал шефу фотографию красотки с глянцевой кожей и упругой грудью. Красотка застенчиво улыбалась, словно извиняясь за то, что у неё есть только одно достоинство — объемистые груди с торчащими сосками. Самохин раздраженно отвернулся и окинул взглядом комнату. Пристрастие Суркова было известно всем. — Сам знаю, — пробормотал полковник. — Неужели он вернулся сюда ради прелестей хозяйки?
— Но не ради же встречи с её дружком! Который явно с криминальным прошлым и настоящим.
Коля Балашов, вынюхивающий что-то по разным углам, остановился посреди комнаты и огляделся напоследок, не забыл ли он ещё что-нибудь изучить и рассмотреть.
— Ну, вроде все, Аркадий Михалыч. Что нашли, то нашли. Отпечатков полно и есть довольно свежие.
— Это хорошо, — вздохнул Самохин. — Давай, Николай, дуй в лабораторию и в первую очередь сделай пальчики. Сам понимаешь, если затянем, нам таких оплеух навешают.
— Через час будем знать, кто тут нахозяйничал, Аркадий Михалыч, не раньше, — сказал Николай и махнул своим. — Все, пошли.
Два его помощника собрали инструменты, двинулись за ним на выход.
Тарасенко с умным видом разглядывал комнату, стараясь создавать вид хоть какой-нибудь деятельности. Может быть, он и предпочел бы посидеть, отдохнуть, но знал, что схлопочет нарекания от полковника, поэтому бессмысленно топтался по комнате. Подобрал лежащее в углу полотенце, помял в руках.
— Мокрое, — пробормотал он. — Чего оно здесь валялось? Мне это сразу в глаза бросилось. Смотрю, вроде тряпка какая-то валяется. А это, оказывается, полотенце. И хорошее полотенце, между прочим.
Костя отложил журнал, подошел к нему, отобрал полотенце, повертел в руках, понюхал, расправил, осмотрел с двух сторон. Новое, чистое полотенце, только мокрое с одного конца.
— Может, вытирали им что? Но вроде никаких следов: ни грязи, ни крови, ничего. Непонятно.
— Здесь много чего непонятного, — пробормотал Самохин.
— И самое непонятное — почему его убили, — согласился Костя. — С Горбуновым все ясно, как на ладони. Заказали — убили. Заказал тот, кому было выгодно. А здесь полный туман. Кто? Как? Неужели, за ствол убили? Просто не верится.