Фраер вору не товарищ !

Рыжков Владимир Александрович

– При мне нет, Аркадий Михалыч, - сказал Тарасенко.
– Но утром она была.

– Часов в одиннадцать подъезжала, - признался Дима.
– Тогда ещё "Вести" по телику шли. Каких-то заложников опять в Чечне захватили.

– И что же она здесь делала?
– уточнил Костя.

– В кабинет к Черновцу поднялась, а минут через пятнадцать вышла, села в свою тачку и уехала. Я через двери видел, она прямо у входа остановилась. Брат её в машине ждал.

– Чей брат?
– не понял Костя.

– Люськин брат. Двоюродный. Он только с зоны пришел.

Оперативники

недоуменно переглянулись. Костя на всякий случай вынул из кармана фотографию Андрея.

– Не этот ли?

– Ага, он, - кивнул Дима.
– Только здесь он помоложе. Он тут два дня назад отирался. Справку мне показывал. Люськин адрес спрашивал.

Костя шумно вздохнул. Ему, мол, все ясно и нечего тут больше расследовать. Ежу понятно, кто Суркова убил. И следующим был бы Черновиц. Если бы домой доехал.

– Вот так-то, Аркадий Михалыч! Я же говорил, после тюрьмы они, как звери.

Полковник с ним не согласился.

– А что за машина была?
– уточнил он.

– Темно-синяя "Шкода-октавия", - сказал охранник.
– Люськина.

Самохин внимательно посмотрел на Корнюшина.

– Костя, передай гаишникам, пускай выяснят номер машины Людмилы Каретниковой и попробуют её задержать. Если она ещё в городе. И пускай обратят внимание на темно-зеленые джипы. Один из них вполне может оказаться складом оружия на колесах.

– Есть, - буркнул Костя и подсел к телефону. Быстро набрал номер, передал в автоинспекцию приказ полковника, предупредив, что дело срочное.

Самохин принялся задумчиво перебирать эскизы моделей, словно собирался сделать заказ и выбирал наиболее подходящую для себя. Но на самом деле пытался связать все события в одно целое. То, что Каретникова связана с Волковым, не вызывает сомнения. Но то, что он организатор кражи, - вызывает и большое. Не стал бы он разъезжать с ней в машине, если бы она сдала его, сообщив о краже ментам. Нет, организатор - другой. Волков - только исполнитель заказа, также как и двое доходяг. А заказчик тот, кто больше всего хотел получить записи Груздя. Про кого там больше всего понаписано? Ну конечно про него, про несчастного Махрова, чуть не пострадавшего в перестрелке. Вот кто руководящая и направляющая сила всего этого бесславного дела. И скорее всего, именно он причастен к убийствам коммерческого директора и капитана. Только вот зачем ему понадобилось убирать Горбунова? Ничего, выясним и это.

– Да, похоже, крупная разборка началась, - вздохнул полковник.
– Что они на сей раз не поделили, интересно? Опять, что ли, территорию делят?

– Так уж вроде поделили всю, - высказал сомнение Тарасенко.
– Весь город по квадратам располосовали. Сколько ещё делить будут?

– Все время и будут, - тяжко вздохнул Самохин.
– До смерти. Шакалы. Пока друг друга не перебьют, делить не перестанут. И во всю эту кашу угодил несчастный Черновиц.

Костя хмыкнул и обвел всех лукавым взглядом.

– Когда имеешь дело с криминалом, будь готов к легкому и быстрому концу!

Зеленый джип "чероки" залетел во двор следом за темно-серым "мерседесом" и тормознул у подъезда. Шесть человек вылезли из обеих машин и, не задерживаясь, направились к дверям.

Они

окружили стальную дверь под номером сто тридцать два, выходящую на площадку шестого этажа. Махров поднял палец вверх, призывая остальных к тишине, прислушался. Мужички затихли. Из-за двери не доносилось ни звука. Витек вдавил кнопку звонка. Из квартиры послышалась веселая соловьиная трель, но дверь открывать никто не спешил. Витек убрал палец с кнопки. Полная тишина. Словно он позвонил в могилу. Он повторил попытку, но столь же безрезультатно. Дверь презрительно молчала. Витек бухнул по ней кулачищем. Металлический лист загудел, как контрабас. Махров подошел к двери, приложил ухо. Ни ответа, ни привета.

– Люська, открывай!
– крикнул он.
– Я знаю, что вы здесь! Нечего прятаться, Черновиц во всем сознался! Могу вам сообщить, что он уже по дороге на тот свет!

Как ему ни хотелось вызвать жалость по безвинно убиенному Черновцу, но сердец беглецов он не затронул. Из-за двери не доносилась ни плача, ни стенаний.

– Ну-ка отойди, Сергеич, - сказал Витек, подошел вплотную к двери и долбанул по ней ботинком.
– Эй ты, раздолбай, если не откроешь дверь, я тебе шею сверну!

Витек ударил по двери ещё раз, наполняя грохотом весь подъезд, но никто из жильцов так и не выглянул, чтобы поинтересоваться происходящим. Дом был элитный, люди жили богатые, про дела соседей не интересовались. Мало ли кто по чему стучит. Что, ради этого выползать на лестницу?

– А ты квартирой не ошибся?
– заметил Груздь.
– Или этажом?

– Может, вы не туда ломитесь, - поддержал его Чекунь.

– Я что, первый раз здесь?
– проворчал Махров.
– Мы тут с покойником столько раз пили. И новоселье справляли, между прочим. Я ему денег давал на нее. И вообще, можно сказать, вскормил и на ноги поставил, а вы, мудозвоны, в один момент всю мою работу отправили коту под хвост.

– Сам виноват, - буркнул Груздь.
– Оберегать надо было своего выкормыша, а не под пули подставлять.

Как Махрову это не претило, но все же пришлось с доводом Груздя согласиться, и он почувствовал свою вину, что не уберег модельера. Хорошее дело загубил на корню, и все из-за этой поганой стервы, которая нашла под забором какого-то бомжа и притащила к себе в постель, выгнав оттуда его. Махров сжал кулаки и прорычал себе под нос какое-то матерное ругательство.

Витек долбанул по двери последний раз и со злостью дернул за ручку. Дверь спокойно распахнулась, приглашая внутрь квартиры непрошеных гостей. Мужички ввалились в прихожую.

В квартире не было никого. Даже следов чьего-либо пребывания не наблюдалось, словно хозяин уехал в длительную командировку. Все чисто, аккуратно, вещи лежат на своих местах, мебель не сдвинута, картины со стен не сняты, одежда не валяется по разным углам. Версия о пребывании здесь залетного вора рассыпалась в прах на глазах.

Витек быстро обошел все комнаты, залез под кровать, заглянул во все шкафы, ничего не обнаружил и недоуменно уставился на шефа. Махров почувствовал себя не в своей тарелке. Он искоса взглянул на Груздя, но тот, казалось, особого беспокойства не выказывал.