Фраер
Шрифт:
Долгими и однообразными лагерными вечерами мы вместе мечтали о свободе, строили планы и клялись на «бля буду»!… А вышли за ворота и за спиной остался только лязг железной двери.
Видимо, нашу дружбу крепила лишь бесконечная лагерная тоска.
В спецчасти я получил справку об освобождении. В бухгалтерии насчитали какие-то деньги. В зоне на них можно было купить тольку бутылку водки.
Это было все, что я нажил за тридцать три года. Возраст Христа. Время собирать камни.
Кассирша профессионально
– Я предпочитаю крупные купюры.- Сказал я.
– Крупных нет— автоматически, откликнулась она.
Затем добавила, слегка повысив голос:
– Если вам что-то не нравится, обратитесь с заявлением. Его рассмотрят. Вам дадут ответ.
– Впервые за пять лет мне сказали- вы.
– А как скоро рассмотрят?
– Как положено, в течение десяти дней.
– Мне всё нравится— сказал я.- И вы в том числе.
После лагеря мне действительно нравилось всё.
Кассирша дёрнула выщипанными бровями.
– Ну, так берите деньги и идите! И не морочьте мне голову!
Я сгреб податливые мятые бумажки. Сунул их в карман.
– Зря вы так.- Сказал я напоследок.- Грубо! Между прочим, я не женат. Вполне мог бы составить вам счастье.
Я думал, что последнее слово останется за мной. Ошибся.
– Ты на себя в зеркало посмотри!— Услышал я в след.- На тебе же клейма негде ставить. Жених!
Боясь, что закручусь в суете и забуду о данном Женьке обещании, я тут же, в ближайшем киоске купил три блока сигарет и занёс их на хоздвор.
Юра Чиж, на автопогрузчике грузил картошку для зоны.
– Передай Женьке.
– Сказал я.- Прощай Чижик!
Я шел по улице, раскаленной майским солнцем. Меня обгоняли дребезжащие трамваи. Навстречу мне шли женщины в коротких юбках и не было сил оторвать от них глаз. Шагали мужчины и их никто не сопровождал. Люди разговаривали, улыбались, смеялись и никому из них не было до меня никакого дела.
Я поднял глаза. Передо мной был дом, в котором жила мать Владика.
Это была стандартная кирпичная пятиэтажка. В загаженном подъезде стандартно пахло кошками.
Дверь мне открыла ещё не старая, в недалеком прошлом красивая женщина. За плечами болтался светлый хвостик волос.
«Где то её уже видел?»
Сказал:
—Вам письмо от Влада- протянул ей записку.
Она заметно удивилась. Брови ее непроизвольно поползли вверх. Выдерживая паузу долго читала записку.
Потом отстранилась, давая мне войти. Я присел на диван. Она ушла на кухню. Спросила:
– Кофе?
– Да.
Она принесла начатую бутылку водки.
Сказала просто:
– Помянем. Сегодня сорок дней.
* * *
На следующий день я поехал на рынок. Виталик не глядел мне в глаза. Он печально смотрел куда-то в сторону, как-то сжавшись. Зато я внимательно смотрел на друга. Спросил:
–
Он отвёл глаза- Забухал я. Прости.
Протянул мне тощую пачечку денег.
– Возьми. Это моя сегодняшняя выручка.
Я взял деньги и положив их в карман пошел к двери. Мы не разговаривали год. Потом от него пришло письмо. Он спрашивал, как я?
Увиделись мы с ним лет через пять. Виталик остался в России. Я уже давно живу в Лондоне. Стал толстый, добропорядочный и очень сентиментальный. Но всё равно, когда моя жена сердится на внука, она ворчит:
– У-уу, уркаган! Вылитый дед!
Женька освободился, вскоре залетел во второй раз. Потом в третий. Начал пить. После инсульта у него отнялась одна сторона тела.
Глупость и детская дурь сделали его судьбу необратимой. Первая судимость и тюрьма определили всю дальнейшую жизнь.
Сказочное чувство хмельного состояния от свободы у меня уже давно прошло. Забылись безумная тоска и страх, ледяные изоляторы, боль избитого в кровь тела, вкус пайки- тюхи, куском замазки, проваливающейся в тоскующие кишки...
И помнится теперь другое... Дружба, мечты, сострадание. Одна сигарета на четверых. Последний кусок хлеба, замутка чая на всех.
По вечерам я люблю сидеть у горящего камина и смотреть на огонь. Он, также как и моя жизнь самым непостижимым образом меняет свой цвет- становится красным, оранжевым, жёлтым, потом чёрным и наконец превращается в золу, в пепел. Мне не нужно делать усилия над собой, чтобы восстановить цепь событий. Моё прошлое всегда со мной.
Мы изредка созваниваемся с Виталиком. Общаемся. Он и я стали старше. Мы почти забыли блатную феню. Говорим в основном о детях, погоде и о болезнях. Что впереди? Будущее покажет.
Мой «воронок» покатил дальше. Все — в прошлом…
Но хоть и прошло со дня моего освобождения уже более двадцати лет, иногда мне снится один и тот же сон. Он очень яркий, как коралловый риф. Все мои чувства и ощущения в нём, остры и оголены до предела. Мне снится, что я бегу прямо на колючую проволоку и рву её руками. На колючке остаются капли моей крови и клочья окровавленного мяса.
Я просыпаюсь от собственного крика, весь в липком и холодном поту. Страх, что я снова там и облегчение от того, что это только сон. И так каждый раз. Один и тот же сон. И в нём я снова становлюсь тем, кем был.
Семь лет назад я вышел из тюрьмы.
А мне побеги,
Всё побеги снятся...
Мне шорохи мерещатся из тьмы.
Вокруг сугробы синие искрятся.
Весь лагерь спит,