Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане…
Шрифт:
Сам же дома сразу и посмотрел: там выходило, что через полгода казахский государственный теле- радиокомплекс станет частным и наполовину иностранными – в пользу какого-то турецкого товарища. Ну, я с утра и позвонил – в приемную президента.
А на телефоне сидел Имангали Тасмагамбетов: глава государства, говорит, сейчас сильно занят, раньше, чем через неделю или две принять не сможет, а какой у Вас вопрос? По ГТРК, говорю, и по «Казыбек».
А по ГВЭК «Казыбек» в те же дни была такая история.
Нам на согласование пришло закрытое распоряжение премьера по продаже через фирму «Казыбек» редкоземельного металла (осмия, кажется) из стратегических
Так вот: через несколько минут Имангали перезванивает: президент Вас ждет. Приезжаю и благополучно сдаю и Лейлу, и фирму. Президент внимательно выслушивает и спрашивает: что, по-моему, надо делать. Отвечаю, что Лейлу лучше всего освободить от должности, тем более что там у них сейчас голодовка (действительно, у нее после назначения тянулся острый конфликт с коллективом). Что же касается фирмы, то я по должности уже все сделал, теперь надо компетентным органам передавать. Президент говорит: «Я так и сделаю».
Кстати, когда я о двух одинаковых «Казыбеках» докладывал, он ахнул и меня спрашивает: «А кто учредил?» «Минвнешэкономторг, получается…», – отвечаю. «Сыздык!» – еще раз ахает глава государства.
Короче, поблагодарил меня Нурсултан Абишевич, сказал: если еще что обнаружу – немедленно к нему, проводил до самых дверей.
Чем все закончилось?
Через пару дней вышел указ президента – о внесении поправок в прежний указ по ГТРК, убирались слова «Акционерное общество». Лейлу тоже сняли, но спустя месяц или больше. И «Казыбек» – ничего об этой близнецовой структуре больше не слышал. Не исключено, и сейчас существует.
Министр науки Школьник пришел в правительство после Абильсиитова. Собственно, Галым его и нашел на МАЭКе, сам же и выдвинул. Мне как-то пришлось с ним обменяться мнениями в почти неформальной (хоронили не помню кого) обстановке. На мое недовольство тем, что делается в правительстве, Владимир Сергеевич ответил существенно более резкой и расширенной критикой. Но вот, умный человек, прижился же…
Антонов по должности поддерживал контакты с посольством Северной Кореи – те сильно нуждались в сохранении коммунистического единства, а все рассыпалось. В российской Думе, например, Зюганов только появился и веса еще не набрал, а эдаким коммунистическим активистом там выглядел некто Венгеровский от ЛДПР. На безрыбье же и рак рыба: в Казахстане имеется переименованная в Социалистическую недавняя Компартия, да еще с министром – то есть, со мной – во главе.
Еще до моего прихода, они с Ермуханом, по приглашению ЦК Народной трудовой партии Кореи туда ездили, вернулись сильно впечатленными, и Анатолий все меня предупреждал – теперь с тобой поедем.
Действительно, получили приглашение, я с интересом поехал, был с нами еще Хайдар Капанов из Уральска (в будущем ректор Уральской педакадемии).
То был всенародный
Или сидим вечером на грандиозном представлении на главной площади. Она заканчивается рекой, на той стороне – громадная освещенная башня (высота по дате рождения ВВ), а посреди реки – струя той же высоты. На площади ярко освещенный (со светом в целом – напряженка) помост, там сотни три музыкантов (в том числе наш Нургиса Тлендиев со своим оркестром) и такой же хор, мощные марши и танцевальные мелодии подряд, и под них организованно танцуют тысяч десять человек в национальных костюмах. Все выстроено кругами – человек по сто в каждом, круги идут в одну сторону, в другую, сходятся-расходятся, работает как часы.
Трибуна для зрителей на этот раз довольно большая, человек на триста, но мы сидим отдельно и выше – для нас накрыты столики, всего около десятка. Мне достался столик с Людмилой Зыкиной и еще ее спутником – высокий такой широкоплечий, по виду раза в два моложе, заботливо накидывал на нее платок. Я смотрю на представление с восхищением пополам с ужасом, а Зыкина вдруг наклоняется ко мне, в глазах у нее слезы: «Какую страну мы потеряли, Петр Владимирович!».
Жили в центре Пхеньяна, но на почти пустой территории – только несколько коттеджей (классом – как у наших начинающих олигархов), высокий забор, за ним пытается не быть на виду вооруженная охрана. Вывозили в город и поездки по стране, на не новых «мерседесах» (новых вообще не видел), и с некруглыми какими-то номерами. Но, оказывается, очень почетными – у них понты идут не от 001 или там трех семерок, а от дат рождения и подвигов Великого Вождя. Машин совсем мало даже в столице, за городом же – на километр не больше одной-двух. Примета: если по обочинам пешеходов нет – до селения далеко, пошел народ ручейком – впереди село, рекой – жди города.
Ехали по построенной среди моря дамбе, километров пятнадцать, сдувающий холодный ветер, но пешеходов немало, все останавливаются и машут руками. А когда встречаешься с кем-то глазами, там вспыхивает счастье! Небось, дома жене потом хвастается, что кого-то из близких к Вождю видел…
Кормили изысканно, каждый день новое, и все время под женьшень-водку. А с утра у каждого на тумбочке появлялись орешки, всякий раз новые. Анатолий рассказывал, что в прошлый раз самыми вкусными были беленькие такие, с черными точечками – они их сгрызли, а под конец догадались, что это червячки. Я все ждал, но таких не было.
В Пхеньяне по улице громкое «цок-цок» и из-за поворота выходит колонна: сотен пять девушек, в форме, четко маршируют – что такое? А это работницы метрополитена следуют на смену.
Возили на их ВДНХ, там в павильоне машиностроения – «Мерседес», только со звездой на капоте. Мы кругом обошли – мэрс как мэрс, – «Это вы сами такие делаете?». Экскурсовод: «Да, такие делаем». – «А можно капот открыть?». Долго ходили типа за ключами, потом открыли все же – под капотом натуральный немецкий мотор, только аккумулятор, похоже, корейский – свинец как раз там добывается. Ну, сами, так сами. А вообще попадались машины – копии наших «Нив» и «Газиков», но странно угловатые – листы, видимо, не штампуют, а склепывают.