Фрагменты

Уэллс Дэн

Она снова услышала шаги, такие тихие, что они, скорее всего, принадлежали одному человеку. Кира напрягала органы чувств, пытаясь понять, Херон ли это, но ничего не уловила.

Кира нащупала на поясе пистолет, достала его и проверила патронник и магазин, удостоверившись, что оружие заряжено и готово к бою. Она вытянула пистолет перед собой, тихо передвигаясь на носочках. Она слышала чьи-то шаги, но была уверена, что ее еще не обнаружили.

Этаж С оказался лабораторией, которая сохранилась в гораздо лучшем состоянии, чем верхние уровни. Что бы Партиалы ни сделали с этим местом, так глубоко разрушения

не достигли.

Кира шла мимо кабинетов и конференц-залов, лабораторий и душевых, чистых белых комнат, полных оборудования, которое она не узнавала.

Здесь Вейл изготавливал свое лекарство? Это имело смысл: несомненно, в ПараДжен находилось лучшее во всем заповеднике оборудование для генной инженерии. Это оборудованием было причиной, по которой, как сказал Вейл, лекарство «нельзя транспортировать»? Возможно, шаги, которые Кира слышала, принадлежали Вейлу. Девушка пошла быстрее.

Она снова услышала шаги, а когда подошла ближе, еще и голос, бормочущий и нечеткий: кто-то негромко что-то говорил. Кира шла так тихо, как только могла, все еще опасаясь того, кого могла здесь найти, или того, чем он или она могли заниматься. Они нападут на незваного гостя?

Воспримут ли ее присутствие как угрозу? Какое оборудование они использовали и как делали это?

Убьют ли они Киру, чтобы защитить свою тайну?

«Это не имеет значения. Я уже зашла очень далеко. Я должна узнать».

Она обогнула последний поворот, заходя в огромную комнату, и ахнула. Перед ней в два длинных ряда расположились десять металлических столов, и на каждом из них находился тощий, словно скелет, человек.

К каждому из них была подведена путаница трубочек, шнуров и кабелей, некоторые из которых снабжали тела питательными веществами, в то время как другие, судя по всему, отводили отходы и отработанную кровь.

Лица этих людей были открыты, но из шеи каждого тянулась небольшая трубочка, которая исчезала в переплетении над телами.

В любой другой ситуации Кира сочла бы их мертвыми, но увидела, как легкие слабо сжимаются и расправляются, а сердца медленно бьются в хрупких грудных клетках. Это были живые мертвецы, находящиеся в беспамятстве и потерянные для мира. Они выглядели так, как будто пробыли здесь многие годы.

— Что происходит? — прошептала Кира.

— Это Партиалы, — произнес доктор Вейл. Кира подняла голову и увидела его в противоположной части комнаты; она почти машинально направила на мужчину пистолет, и тот поднял руки. — Ты хотела знать, как я синтезировал лекарство, — сказал Вейл. — Я его не производил, я только собрал его. — Он кивнул в сторону столов. — Вот оно: лекарство от РМ.

Глава 44

Кира в изумлении на него уставилась:

— Что это?

— Это спасение, — сказал Вейл. — Все, кого ты встречала здесь, каждый увиденный тобой ребенок, которых ты назвала чудом... Все это существует благодаря этим десяти Партиалам.

— Это... — Кира остановилась, затем шагнула вперед и покачала головой, все еще пытаясь осознать увиденное. — Они спят?

— Усыплены, — ответил Вейл. — Они тебя не слышат и не видят, хотя, думаю, наши голоса могут отражаться в их снах.

— Они видят сны?

— Возможно, — сказал Вейл. — Их мозговая активность не

является важной частью процесса; я не обращал на это внимания.

Кира снова шагнула вперед.

— Они никогда не просыпаются?

— А какой смысл? — спросил Вейл. — Мне легче ухаживать за ними, когда они спят: так гораздо меньше проблем.

— Вы не «ухаживаете» за ними, — сказал Кира. — Они — не растения.

— Строго по биологическим определениям — нет, но метафора подходит. — Вейл подошел к одному, проверяя трубки и провода, соединяющие Партиала с аппаратом на потолке. — Они не растения, но они как сад, за которым я тщательно ухаживаю, чтобы собрать урожай для спасения человеческой расы.

— Феромон, — произнесла Кира.

— Техническое название — частица 223, — пояснил Вейл, — хотя я называют это амброзией. — Он улыбнулся. — Пища жизни.

— Вы не можете так поступать, — неожиданно для самой себя произнесла Кира.

— Как видишь, могу.

— Конечно, можете, но... Мы всегда знали о такой возможности, но... это не правильно.

— Скажи это тысячам живых людей, которых они спасли, и еще нескольким сотням, которых они спасут в этом году. — Улыбка исчезла с лица Вейла, и он стал серьезным. — Десять на две тысячи — это две сотни жизней каждый. Никому из нас недоступна такая щедрость.

— Но... они же рабы, — сказала Кира. — Они даже хуже, чем рабы, это... ваш жуткий человеческий сад.

— Не человеческий, — твердо сказал Вейл, — животный. Да, это живые существа, но человечество начало использовать жизнь других в своих целях с того самого момента, как научилось мыслить разумно. Куст в дикой природе — это просто куст, но благодаря человеческой заботе становится изгородью, стеной, которая защищает нас. Ягоды становятся чернилами и красками, грибы — лекарствами. Коровы дают нам молоко, и мясо, и кожу; лошади тянут наши плуги и повозки. Даже вы использовали лошадей, пересекая токсичную пустошь, но я уверен, что те бы никогда сами не выбрали себе такую работу.

— Это другое, — сказала Кира.

— Не другое, — возразил Вейл. — Лошади, по крайней мере, — часть мира. Они существуют сегодня, потому что за миллион лет естественный отбор не сумел истребить их: они заработали свое право на жизнь. Партиалы же были выращены в лаборатории и созданы для того, чтобы помогать человечеству. Они... бессемянные арбузы, или морозостойкая пшеница. Не позволяй их человеческим лицам обмануть тебя.

— Это не просто лица, — резко сказала Кира, — это разум. Вы не можете, поговорив с одним из них, сказать мне, что они не настоящие люди.

— Даже компьютеры в конце концов научились говорить, — ответил Вейл, — но это не сделало их людьми.

Кира покачала головой, от гнева и досады закрыв глаза. Все это было ей настолько отвратительно, что она с трудом могла думать.

— Вы должны освободить их.

— А что потом? — спросил Вейл. Кира подняла глаза и увидела, как он широко развел руками, будто охватывая не только лабораторию, но и заповедник и, пожалуй, весь мир. — Мы что, должны вернуться к тому, как живут твои люди? К попыткам вылечить болезнь, которую вылечить нельзя, и к смертям тысяч детей, которые умирают потому, что десять мужчин — десять врагов, которые восстали и убивали вас, — не должны страдать?