Фрактальный принц

Райаниеми Ханну

После бесчисленных поворотов она выходит в зал с черной дырой в центре. Это совсем крошечная искорка, парящая в цилиндрической комнате, но излучение Хокинга настолько яркое, что затопляет скафандр. Несколько шагов, и верхние слои защиты начинают испаряться.

Возвращайся!кричит ей «Перхонен».

Миели делает еще шаг, и от костюма ничего не остается. Излучение, несущее мысли богини, поглощает ее целиком. Плоть превращается в молитву. Миели поднимает руки. Кончики пальцев занимаются пламенем. Боль настолько

сильная, что ее невозможно передать словами. А затем уже не остается никаких слов и мыслей, только опаляющий красный жар…

…который сменяется тихим журчанием фонтана. Темно. Над головой бархатный плащ неба с крошечными искорками. Кроме плеска воды не слышно ни единого звука. Влажный воздух пахнет свежестью.

На ступенях фонтана сидит женщина. На ней белое платье, на шее мерцают бриллианты. Золотистые вьющиеся волосы ниспадают на плечи. Ее нельзя назвать ни молодой, ни старой. Женщина читает книгу. Когда Миели приближается, она поднимает голову.

— Хочешь немного вина? — спрашивает женщина.

Миели нерешительно качает головой. Богиня совсем не такая, какой она себе ее представляла: это не светящийся прозрачный силуэт и не гигантский столб пламени, а просто женщина. Миели различает поры на ее коже. Чувствует запах ее духов.

Миели обращается за поддержкой к «Перхонен», но здесь ее нет, только холодок в спине и пустота в мыслях.

— Как хочешь. Кстати, мое гостеприимство не распространяется на мелкие машины вроде твоего корабля, — говорит богиня. — Но ты проходи, пожалуйста, и присаживайся.

— Я постою, — отвечает Миели.

— А, характер. Мне это нравится. Так чего же ты хочешь, дитя мое? Я приветствую любую душу, обратившуюся ко мне, хотя не всем приходится преодолевать такой долгий путь, чтобы увидеть меня.

— Я хочу вернуть ее.

Богиня с улыбкой окидывает ее внимательным взглядом.

— Ну конечно, хочешь, — соглашается она. — Она нелегко тебе досталась: слишком много потерь за столь короткую жизнь. И детство, проведенное в чужом мире безмолвного льда и полетов в вакууме. — Она вздыхает. — Чего же ты от меня ждешь? Я не волшебник-зоку, который мог бы изучить твое желание и устроить так, как лучше для тебя. Иначе я сумела бы уменьшить боль твоей утраты или, возможно, поместить тебя в мой Каталог гоголов, чтобы вы имели возможность проститься. Или создать райони смоделировать вир вашего возможного совместного будущего. Но я не сделаю ничего подобного. Ты хочешь получить то, что принадлежит мне. Я Жозефина Пеллегрини. Я воплощение божества моей губерниии не расстаюсь со своим имуществом просто так. Значит, вопрос в том, что ты можешь мне дать, маленькая девочка? Что ты можешь предложить, чтобы вернуть свою Сюдян?

— Все, — отвечает Миели. — Все, кроме смерти.

Глава двадцать первая

ТАВАДДУД И АКСОЛОТЛЬ

Сумангуру заканчивает рассказ. Он

спокойно смотрит на Кафура. Глаза гогола сверкают в прорезях маски.

— Ну? — подает голос Таваддуд. — Ты слышал эту историю?

— Я принимаю плату, — отвечает Кафур. — Хотя было бы намного лучше услышать ее окончание. Или Господин Со Шрамами оставил окончание на будущее?

— У правдивых историй не всегда бывает окончание, — заявляет Сумангуру.

— Ну хорошо. — Кафур встает. — Таваддуд, дитя мое, твою просьбу нелегко выполнить. Зайбак-Аксолотль ушел в пустыню, и теперь он вне досягаемости атара. Чтобы сплетение осуществилось, атар необходим, только в нем ваши мысли могут соединиться. Но старый Кафур хитер. Старый Кафур мудр и знает, как оседлать вихри дикого кода.

Он негромко смеется.

— О чем ты говоришь? — спрашивает Таваддуд.

— Я далеко не всему научил малышку Таваддуд. Если хочешь, чтобы твой голос разнесся по пустыне, ты должна впустить пустыню в себя.

Перед глазами Таваддуд мелькает образ Алайль.

— И ты это сделал?

— Кафур выпил слишком много крепкого вина историй, это верно. Но истории приходят к нам из пустыни, и за окончанием своей ты должна отправиться именно туда.

— О чем он говорит? — шепотом спрашивает Сумангуру.

— Если я хочу отыскать Аксолотля, я должна открыться дикому коду, — поясняет Таваддуд.

Гогол Соборности кладет руку ей на плечо.

— Он сошел с ума. Надо выбираться отсюда. Мы найдем другой способ.

— Я поместила в кувшины джиннов, поглощающих дикий код, — медленно произносит Таваддуд, похлопывая по своей медицинской сумке. — Я использую их для лечения Бану Сасан. Это может помочь, если действовать быстро. А Печати на моем теле очень крепки, их накладывал мой отец. Они выдержат.

Сумангуру изумленно таращится на нее.

— Но…

— Это мое решение. — Таваддуд делает шаг вперед. — Я согласна, — говорит она Кафуру.

Магистр Дворца Сказаний кланяется ей.

— Старый Кафур доволен, — отвечает он. — Под маской дочери Гомелеца ты все еще моя Таваддуд.

В глубине подземелий Дворца есть комната, где стоят гробы. На ее темных каменных стенах и двери ярко выделяются золотые спирали и завитки Печатей.

Кафур с трудом поднимает крышку одного из гробов. Над ним тотчас вспыхивает интерфейс атара. Внутри гроб представляет собой резервуар, сделанный по форме человеческого тела, и дыхательный аппарат с соединительной трубкой.

— Чтобы услышать, тебе необходима тишина, — говорит магистр Таваддуд.

Она ставит свою сумку и вынимает три кувшина.

— Сначала этот, потом этот, а затем этот, — объясняет она Сумангуру и заставляет его повторить Имена, которые он должен произнести.

— Это безумие, — протестует он. — Вы не должны этого делать. Это черная магия. Через пять минут я вытащу вас отсюда. Я доставлю вас на Базу, там можно сделать очищение…

Таваддуд показывает ему мыслекапсулу.