Франциск Ассизский

Немировский Петр

Бомж медленно разворачивается лицом к папе. Сжимает огромные грязные кулаки.

Они стоят друг напротив друга: бомж выше папы и шире его в плечах. Если он сейчас кинется на папу и убьет его, что будет со мной? Мне хочется бежать домой, к маме.

— Сорри, виноват, — извиняется бомж.

Он отходит, садится на какое-то бревно, закуривает.

Неподалеку от нас, в воде на тощих лапах стоит серая цапля. Изредка, наклоняясь, цапля вонзает острый клюв в воду и что-то выдергивает оттуда.

Поодаль

от нее стоит черная цапля. Случается, она срывается с места и летит в нашу сторону, но серая цапля с криком летит ей на перехват и отгоняет от своих владений.

Каждый раз, когда мы здесь, я наблюдаю эту сцену — войну двух цапель.

— О-о! Уо-о… — вдруг кричит бомж, вставая и протягивая вперед руки.

То ли он поет, то ли хохочет.

С противоположного берега сразу срывается стая уток; чайки, цапли — все летят к нему. Птицы знают — сейчас их будут кормить.

Продолжая петь и хохотать, бомж достает из кармана булку, отрывает от нее кусочки и бросает птицам.

Я вижу, как из кустов выбегает кот! Дикий полосатый кот бежит к бомжу, перепрыгивая через упавшие ветки и лужи. Кот становится на задние лапы, а передние упирает в ноги бомжа. А затем танцует на задних лапах. Бомж берет кота за шкирку, поднимает и… целует в морду.

Как страшно!

И как красиво здесь! Высокое небо, и травы высокие, словно позолоченные солнцем; вода в заливе переливается такими нежными оттенками, что трудно передать словами. Если бы я не хотел стать рыбаком, то обязательно стал бы художником.

5

— Вот так: провели мы здесь с тобой целый день, а поймали только одну рыбку, — говорит папа, вытаскивая из воды садок. — Возьмем ее домой? Или лучше выпустим, пусть плавает?

— Возьмем, — отвечаю я сердито.

— Хорошо, — соглашается папа. — Тогда давай собираться, пора домой.

Мы складываем снасти и идем через рощу по тропинке к нашей машине. Проходим мимо палатки бомжа-алкоголика.

Он сидит на земле, ноги враскорячку, и весь как-то странно трясется. Даже не смотрит в нашу сторону.

— А-а-а! — вдруг издает он страшный вопль. Падает на землю, лицом на камни и ветки. — М-мм… Хр-хр… — хрипит задыхаясь.

Папа ставит сумку на землю, быстро подходит к бомжу. Присев рядом, переворачивает его на бок. Нащупывает у него пульс, подложив под голову свою ладонь.

Я стою в нескольких шагах, и мне видно, что лицо бомжа в крови, в грязи и прилипших листьях.

— Хэ-хэ, — хрипит бомж, продолжая трястись. Его ноги дергаются, как у лягушки, которую оглушили камнем.

Папа достает мобильник, звонит:

— Не знаю его имени, на вид ему лет пятьдесят. Он бездомный. Похоже на эпилептический удар. Скоро приедете?

Хорошо, буду ждать.

6

Едем в машине домой. Перед моими глазами сцена: санитары кладут бомжа на носилки и, привязав ремнями, несут к фургону «Скорой помощи». Бомж большой, черный, грязный, страшный…

— Надо было oтдать ему нашу рыбу, — говорит папа, притормозив на повороте. Похоже, он чем-то расстроен.

Меня охватывает такая злость, что я начинаю бить ногами в спинку переднего сиденья.

— Перестань! — велит папа. — У тебя мокрые и грязные кроссовки.

Но я назло ему еще сильнее бью ногами по спинке сиденья.

Потому что это моя рыба! Никому ее не отдам.

7

Никогда до сих пор я не был так несчастен, как в этот последний месяц лета.

Как и прежде, по выходным мы ездили на залив. Папа и другие рыбаки помаленьку ловили, а у меня не было ни одного клева! Будто бы какой-то злой колдун наслал на меня чары.

По ночам я часто плакал. Уже не зная кого просить, обращался к Франциску Ассизскому: «Святой Франциск! Ты помогаешь всем несчастным, даже лягушкам и крабам. Почему же ты не хочешь помочь мне? Почему у меня не клюет?..»

Бомж-алкоголик не возвращался. Папа сказал, что, наверное, он в каком-нибудь госпитале на лечении. А после лечения ему помогут с жильем, и сюда он уже вряд ли вернется.

Жаль! Залив без бомжа опустел: никто больше не кормил птиц, не пел песни крабам, не дрессировал кота.

А еще… я чувствовал себя виноватым, что тогда не отдал ему свою рыбу.

8

В то осеннее утро выдалась на диво теплая погода. Мы с папой шли по тропинке к нашему месту на берегу.

Когда мы проходили мимо палатки бомжа, я увидел, что над тлеющим кострищем вьется дымок. Из палатки вдруг выскочил дикий кот и скрылся в кустах.

— Бомж вернулся! — воскликнул я и побежал к берегу.

— Хэлло, — я протянул ему руку. Только сейчас я понял, как соскучился по нему.

— Хэлло, бой, — он пожал мне руку в ответ.

Бомж сидел на большом камне у воды, в темном халате, перевязанном поясом. Курил.

Сейчас он выглядел более-менее ухоженным, не таким лохматым и грязным, как прежде.

— Ты уже вылечился? — спросил я.

— Да, меня прооперировали и из госпиталя направили на реабилитацию. Но я оттуда сбежал.

— Правильно сделал, что сбежал, — поддержал его я. — Только не говори об этом моему папе. Мой папа медбрат, захочет тебя опять лечить.