Французская вдова
Шрифт:
– Вообще-то риск, – не согласился Федор. – Пока Валерьяныч болел, реквизитом пользовались.
– Ну, не знаю, может быть, эта деревянная башка подключена к сигнализации… Или старик слепо доверял своим коллегам… В общем, надо проверить.
– В каком вы ресторане? Где он находится?
Тарасов сообщил свое местоположение, и Федор пообещал заехать за ним в течение часа. Весь этот час режиссер томился ожиданием. Ему хотелось поразмышлять, а Катюня отвлекала его своей болтовней. Чтобы она отстала, он начал читать ей стихи.
Вот они с Федором приезжают в театр, входят в реквизиторскую и тут же видят ее – диадему! Вызывают Зимина, тот подъезжает к зданию и бежит внутрь. Его сопровождают охранники в бронежилетах, а у центральной лестницы ждет бронированный автомобиль.
А если диадемы на месте не окажется?
– Господи, какой ты, оказывается, романтик, Тарасов! – вмешалась в его размышления Катюня. Голос ее был размягченным, в нем угадывалась навернувшаяся слеза.
Пока он занимался декламаторством, его спутница пересела с лавки напротив к нему поближе и теперь положила тяжелую коротко стриженную голову ему на плечо.
– Кх-м, – громко кашлянул Тарасов, опомнившись и почувствовав, как Катюнино пылающее ухо прожигает его рубашку. – В общем, скоро мне пора ехать. Спасибо за приятно проведенное время, за пиво, за журнал, за добрую беседу…
Катюня выпрямилась и посмотрела на него туманно-сумасшедшими глазами маньяка, от которого ускользает жертва.
– Почему – спасибо? – переспросила она. – Куда это ты собрался?
– В театр! – патетически воскликнул режиссер, завидев в дверях Федора. Вскочил и взмахнул рукой: – Музы зовут меня!
Он перехватил официанта и заплатил ему сверх всего заказанного так, чтобы Катюне хватило упиться до полной отключки, быстро поцеловал ее в макушку и бежал, прихватив с собой драгоценный журнал с фотографией реквизиторской.
Очутившись возле машины Федора, Тарасов счастливо расхохотался, швырнул журнал на заднее сиденье, а вслед за ним нырнул туда и сам. Уселся посредине, раскинул руки и потребовал:
– Гони!
– Я тебе что, ямщик? – проворчал Федор. И ехидно добавил: – Ты перевозбужден. Надеюсь, журналистка не подмешала тебе в пиво допинг.
Тарасов нахмурился и быстро ощупал себя обеими руками.
– Перестань меня пугать, – потребовал он и тут же ойкнул: – На чем это я сижу?
– Папка из Ленинки, – напомнил Федор. – Я отсканировал киножурналы сорок шестого года.
– Я так на них и не взглянул, – спохватился Тарасов. – Ну-ка, ну-ка…
– Мне кажется, теперь уже отпала необходимость искать ухажера Клавдии Лернер. Про браслет мы и так все знаем из дневника реквизитора.
– Ухажер – это вот этот, что ли? С волнистым чубом?
– Ну да, он повсюду рядом с актрисой.
– Да это же Тройченко! –
Федор бросил изумленный взгляд в зеркальце заднего вида.
– Ты уверен? Он совсем не похож на себя нынешнего.
– Когда тебе вставят большие фарфоровые зубы, ты тоже станешь на себя не похож, – пообещал режиссер. – Может быть, стоит все-таки поговорить с нашим почетным директором? Почему он никому ничего не сказал про браслет, если точно знал, что это не подделка?
– Почему, почему… Что, если он сам его выкрал? – пожал плечами Федор. – Между прочим, друг Светланы Корабельников сказал мне, что кроме убитых девочек только Тройченко входил в гримерку Марьяны в день премьеры.
– Все друг на друга наговаривают, – посетовал режиссер. – Никому нельзя верить.
– Корабельникову нет смысла сочинять.
– Да откуда ты знаешь? Может быть, это он сам украл браслет, а теперь пытается свалить все на кого ни попадя. Что, если и Оксану Полоз он задавил?
– У него нет машины, я поспрашивал, – парировал Федор.
– Допустим, он ездит на папиной или дядиной. Друг мой, ты попал в театральную среду. Если тебе что-то говорят, дели все на двадцать четыре. А то и на сорок два.
Когда они вошли в театр, их окутала непривычная тишина. Раньше отовсюду слышались звуки – голоса, музыка, перестук каблучков, шум передвигаемой мебели… Сейчас все словно вымерло. Люди, будто привидения, проскальзывали мимо, кивали и исчезали. Даже охранник на входе был похож на толстого угрюмого призрака, способного объясняться только жестами.
Тарасов сбегал к Аделаиде и выяснил, что в реквизиторской сейчас находится следователь.
– Пойдем, устроим нашему другу сюрприз, – предложил он.
– Какой сюрприз? – раздался голос позади них.
Федор усмехнулся. Вероятно, после того, как практически у него под носом прикончили Возницына, Зимин всюду появлялся как Фантомас – неожиданно и бесшумно.
Они с Тарасовым одновременно обернулись, и следователь предстал перед ними в позе терпеливого ожидания.
– Как вы узнали, что мы здесь? – удивился режиссер.
– Я почувствовал запах пива, – сдержанно ответил тот. – И вашей туалетной воды.
– Вкусный запах, правда? – спросил Тарасов. Он явно находился в ажиотаже и даже пританцовывал от нетерпения.
– Слишком сладкий, – ответил следователь. – Мне больше нравятся горькие запахи.
– Чтобы можно было добавлять в шампунь от вшей? – обиделся режиссер. – Кстати, мы к вам по делу.
– Вот так прямо и ко мне? – усмехнулся Зимин, проигнорировав его выпад.
– Ну, вы же ведете следствие, – буркнул Тарасов.
Федору надоела их перепалка, и он решил вмешаться.
– Вы уже прочитали дневники Возницына?
– Разумеется, прочитал, – ответил следователь. – Надеюсь, вы не вырывали из тетрадей странички на память?