Французская защита
Шрифт:
Организаторы спешно убирали комплекты шахмат, выставляя на столы дешевое вино, фрукты — готовилось закрытие.
Через полчаса счастливчики получали из рук пузатого арбитра заветные белые конверты с призовыми деньгами.
Виктор понуро сидел на стуле рядом с русским эмигрантом и пил из большого бокала Cote du Rone.
— Не огорчайся, — подбодрил его Василий Петрович, — в следующий раз осторожнее будешь…
— Как осторожнее? — не понял Одинцов.
— Ну, не все подряд партии станешь выигрывать, им очень не нравятся такие вещи, поэтому тебе и отомстили за это.
Желваки
— Спасибо Вам, теперь буду ученый, — и направился к выходу из зала.
— Подожди меня, на машине подвезу! — бросил вслед ему Василий Петрович.
— Хорошо, я на улицу выйду, здесь душно! — ответил Виктор.
Через несколько минут игроки маленькими группами стали покидать место прошедшего соревнования.
Они проходили мимо нервно курящего Одинцова, со злорадством смотрели в его сторону и удалялись, что-то обсуждая между собой.
Наконец показался Моллимард со свитой друзей.
Виктор выпрямился.
Француз поравнялся с Одинцовым и торжествующе посмотрел на русского.
— Ну что, доволен? — не выдержал Виктор.
— Ce n est pas la peine! [4] — с невыносимо гадкой улыбкой выкрикнул француз и сделал опрометчивую, не шахматную ошибку.
Он слегка ударил своим белым конвертом с деньгами Одинцова по носу.
В следующую секунду кулак русского, описав незамысловатую дугу, обрушился на челюсть Дуремара. Тот нелепо клацнул зубами и протаранил спиной свое окружение.
4
Ce n'est pas la peine — Не стоит благодарности (фр.)
Француз по-заячьи закричал.
Следующий удар пришелся в солнечное сплетение.
Моллимард согнулся, словно циркуль и схватился за живот.
Его окружение оцепенело смотрело на происходящее, потом вдруг все разом закричали:
— N'ose pas! Au secours! [5] — голоса французов слились с воем сирены. На беду Одинцова в эту минуту как раз мимо здания проезжала патрульная машина белого цвета с сине-красной полосой на борту.
Спустя несколько секунд чьи то сильные руки схватили Виктора сзади за локти.
5
N'ose pas! Au secours! — Не смей! На помощь! (фр.)
— Arr^etes! [6] — раздался властный голос. Одинцов попытался вырваться, но его держали крепко, словно клещами…
Все мелькало вокруг: зеленая трава, небо, кричащие лица французов, растерянное лицо Василия Петровича, болезненная гримаса Моллимарда, светящийся маячок белой машины.
И внезапно, через этот сплошной поток видений в лицо Виктора словно заглянули голубые глаза Наташи:
«Ты уж постарайся, папочка…»
Одинцов стиснул зубы и сделал резкий рывок
6
Arr^etes! — Прекратите! (фр.)
Полицейский отлетел в толпу шахматистов, уронив на траву сразу несколько человек.
В следующее мгновение боль пронзила голову Виктора.
Падая назад, он видел, как беззвучно затряслись губы Василия Петровича.
Сознание померкло.
Когда Одинцов открыл глаза, его взгляду упал на бетонный потолок зеленоватого цвета. Он приподнял голову и увидел свет, падающий из зарешеченного толстыми прутьями небольшого окна тюремной камеры.
Виктор Одинцов медленно двигал поднос по двум металлическим желобам, выбирая еду, стоящую перед ним на отливающих серебром стальных полочках.
Время обеда во французской тюрьме.
Вкусные куски мяса, которые бы считались деликатесом в далекой Москве, не лезли в горло. Виктор машинально жевал их, глядя в одну точку. Все вокруг было чужое.
Эти люди, одетые в одинаковые комбинезоны синего цвета, весело гомонящие за столами, молчаливые, ухоженные охранники с постоянным выражением невозмутимости на лицах, запахи, которые Виктор никогда в жизни не ощущал, эти чистые полы, стены, потолки и столы — все было чужое, непривычное, тягостное.
По-прежнему ныл затылок…
…После свидания с Василием Петровичем, который не уезжал из этой тюрьмы в пригороде Парижа, пока Виктор не очнулся, стало немного легче.
Виктора привели в комнату для встреч почти сразу, как он, приподнявшись с тонкого матраца, зашевелился, изучая свое новое место обитания.
В замке камеры что-то щелкнуло, дверь отворилась, и охранник — негр молча показал рукой на выход.
— Спасибо, Петрович! — впервые за день улыбнулся Виктор. — Извини, что так получилось, не сдержался я.
— Я тебя понимаю, Витя, — глаза старика чуть повлажнели, — сам бы в молодости на твоем месте врезал!
— Мне на все наплевать, кроме моих родных, — задумчиво опустил голову Одинцов, — ведь они так меня ждут назад… эх!
— Я им позвоню и постараюсь успокоить! Ты оставь телефон, — и Василий Петрович вытащил из кармана пиджака небольшую ручку.
Виктор назвал цифры, а потом тихо попросил:
— В моем номере «H^otel France», остались вещи, хорошие книги, шахматы. Они для меня дороги. Пусть администрация их отдаст вам или сохранит где.
— Хорошо, сделаю!
— Скажите, а надолго вся эта волынка может растянуться? — с надеждой заглянул собеседнику в глаза Одинцов.
Василий Петрович опустил взгляд
— Будем надеяться на лучшее! Только бы они тебе драку с полицейскими не стали вменять в вину!
Одинцов горько усмехнулся:
— Посмотрим, что они тут будут мне шить…
— Что? — вопросительно вскинул густые брови Василий Петрович.
— Да есть такое выражение у нас, Вы, наверное, и забыли. В смысле, — какие статьи уголовного кодекса мне предъявят к обвинению.