Французские дети не плюются едой [секреты воспитания из Парижа]
Шрифт:
Я все еще стремлюсь к французскому идеалу: уметь слушать детей, зная при этом, что нельзя склоняться перед их волей. В кризисные моменты я по-прежнему говорю: «здесь решаю я», напоминая всем, кто в доме хозяин. Моя задача — сделать так, чтобы дети не утонули в океане собственных желаний. Но, по возможности, я всегда отвечаю «да».
Мы с Саймоном больше не спорим, стоит ли нам оставаться во Франции. Если останемся, не знаю, что нас ждет, когда подрастут дети. Когда дети становятся подростками, французы очень сильно ослабляют поводок и совершенно спокойно относятся к тому, что у тех появляется
Французским подросткам также легче смириться с тем, что и у их татап и papa есть своя частная жизнь. В конце концов, родители никогда от них этого не скрывали, их жизнь не вращалась исключительно вокруг детей. Рано или поздно дети планируют покинуть родительский дом. Но если француз или француженка в двадцать пять лет все еще живут с родителями, это не считается унизительным и жалким, как в Америке. Здесь никто не мешает друг другу «жить своей жизнью».
В то лето, когда Бин переходит в подготовительную группу, я понимаю, что воспитание по-французски стало для меня второй натурой. Почти все друзья Бин на лето уезжают к бабушкам и дедушкам. И я решаю отправить ее в Майами, к своей маме. Мама все равно приедет к нам в Париж — вот и улетят вместе.
Но Саймон против. Что если Бин соскучится по дому, а мы на другом конце света? Здесь, во Франции, я подыскала ей лагерь с ежедневными уроками плавания.
Но она приедет в середине смены. Не будет ли ей трудно завести друзей? Саймон предлагает подождать еще год, чтобы Бин немного подросла.
Но Бин приходит в восторг, узнав о поездке. Она заверяет нас, что не будет скучать у бабушки, и в лагерь ей очень хочется. Саймон наконец соглашается, видимо, решив, что, пока Бин будет в отъезде, у него освободится время для его любимых кафе. Потом я слетаю в Майами и привезу Бин домой.
Инструктирую маму по основным пунктам: никакой свинины, побольше солнцезащитного крема. Мы с Бин целую неделю думаем, что положить в сумку, которую она возьмет в ручной багаж. Обе начинаем «скучать заранее», и я обещаю звонить каждый день.
И звоню. Но как только Бин прилетает в Майами, ее захватывают приключения, и она уже не может продержаться у телефона больше минуты или двух. Приходится узнавать все из докладов мамы и ее подруг. Одна из них пишет: «Сегодня Бин ела суши, учила нас французскому, делилась важными проблемами, связанными с детсадовскими подружками, а потом уснула с улыбкой на лице».
Всего через несколько дней произношение Бин, раньше загадочно-неопределенное, с легким британским акцентом, меняется на чисто американское. Car она произносит с раскатистым rrrrrrr на конце. При этом она вовсю эксплуатирует свой статус экспатриантки. Мама говорит, что в машине они слушали кассеты с уроками французского, и Бин заявила: «Этот человек не умеет говорить по-французски!»
А еще Бин пытается выяснить, что там происходит в Париже в ее отсутствие. «Папа потолстел? Мама состарилась?» — спрашивает она примерно через неделю. Она сообщает всем, когда я приеду в Майами, надолго ли и
Стоит мне рассказать подругам о заграничном путешествии Бин, их реакции делятся в точном соответствии с национальностью. Американки называют Бин «храброй девочкой» и интересуются, как она переносит разницу в культурах. Никто из моих знакомых американок и не думает отослать своих шестилетних детей на десять дней к бабушке, тем более через океан. Однако мои знакомые француженки считают, что расставание иногда полезно для всех. Они ничуть не удивляются тому, что Бин и без меня может быть весела, и рады, что у меня появилась возможность заслуженно отдохнуть.
По мере того как наши дети учатся самостоятельности, налаживаются и наши с Саймоном отношения. У него по-прежнему бывают вспышки раздражения, и я по-прежнему досаждаю ему, но он, похоже, решил, что иногда можно побыть в хорошем настроении, а как-то вдруг признался, что ему приятно мое общество. Бывает, он даже смеется над моими шутками.
При этом, как ни странно, он находит весьма забавным юмор Бин.
— Ты, когда родилась, была похожа на обезьянку, — говорит он ей однажды утром.
— А ты, когда родился, был похож на какашку, — отвечает она.
Саймон смеется до слез. Я же никогда не была особым ценителем фекально-сюрреалистического юмора. И не собираюсь начинать ради Саймона, зато готова пойти на другие уступки. Например, стараюсь не придираться, когда он дает детям апельсиновый сок, забыв встряхнуть пакет. Теперь я понимаю, что, как и детям, ему нужна самостоятельность. И если получу стакан апельсиновой мякоти вместо сока — что ж, пусть будет так. А еще я перестала спрашивать, о чем он думает. Научилась ценить некую недосказанность в наших отношениях.
Прошлым летом мы снова поехали в тот приморский городок, где я впервые заметила, как спокойно французские дети едят в ресторанах. На этот раз с нами не одна Бин — детей трое. Мы и не пытаемся остановиться в гостинице, а поступаем мудро и снимаем домик со своей кухней.
Однажды днем ведем малышей на обед в ресторан у гавани. Стоит идеальная летняя погода, белоснежные домики блестят на полуденном солнце. И как ни странно, нам — всем пятерым — удается насладиться этой идиллией. Дети сидят и спокойно едят, в том числе рыбу и овощи. Ни одной крошки не падает на пол. Я слегка поучаю их, но не кричу. Конечно, я не расслабляюсь полностью, как если бы мы были вдвоем с Саймоном. Но ведь это уже действительно похоже на отпуск. И после обеда нам даже удается выпить по чашечке кофе.
Благодарности
Я бесконечно благодарна своему агенту Сюзанн Глюк, а также Энн Годофф и Вирджинии Смит из Penguin Press.
Огромное спасибо Сапне Гупта за тщательную вычитку рукописи.
Адаму Куперу, который помог советом и поддержкой, когда они были мне очень нужны.
Полин Харрис — за профессиональную помощь в подготовке материала.
Кену Друкерману, который не только снабдил комментариями первые главы, но и принимал посылки на мое имя.