Французский дьявол
Шрифт:
– Внимание! – пихнул меня в бок брат Иосиф. – Не спи! По команде берешь на себя тех двоих у орудия, сам я займусь пушкарем.
– Идет, – так же тихо отозвался я, еще не понимая, что он задумал. – Но, может, подождем начала штурма?
– Штурма? – вытаращился на меня монах, словно баран на новые ворота. – А зачем нам кого-то ждать, ведь мы-то с тобой уже на борту?
Что-то гортанно выкрикнув, пушкарь поднес раскаленный прут к запальному отверстию, его помощники опасливо попятились, оказавшись всего в двух шагах от меня. Грохнул выстрел, нос галеры окутало
– Давай, – пихнул меня в бок брат Иосиф, сам тут же прыгнул вперед, к копошащимся возле пушки сарацинам.
До меня донеслись звуки глухих ударов, кто-то сдавленно простонал.
Только секунду я потратил на то, чтобы выхватить из рукавов кинжалы, затем кинулся вслед за монахом. Как же я не люблю убивать, есть в этом нечто противное природе человека! Но что остается делать, какие времена, такие и нравы.
Оба сарацина стояли ко мне спиной, прикрыв глаза ладонями, один из них что-то бурчал, второй надсадно кашлял. Первому я без особых изысков заученно вбил кинжал прямо под левую лопатку, распоров сердце, тут же сделал шаг вбок, и второй сарацин захлебнулся собственной кровью. Оба умерли, не издав ни звука, второго я даже успел подхватить и аккуратно опустил на палубу.
Откуда-то слева донесся приглушенный всплеск, и брат Иосиф, достойный служитель святой церкви, грязно выругался.
Следуя примеру товарища, я подхватил труп под мышки и спустил его за борт, туда же полетел второй. Раз уж при жизни сарацины были отчаянными пиратами, пусть упокоятся в море. К тому же нечего им путаться под ногами, еще споткнемся в самый неподходящий момент.
– Что ты там возишься? – прошипел монах, хищно оскалив зубы. – Быстрей давай сюда!
– Уже иду, – отозвался я.
Ну, не мог же хорошо обученный францисканец пустить ко дну два ятагана и четыре кинжала!
Завидев меня с целой охапкой трофейного железа, брат Иосиф насмешливо фыркнул, в его черных, как маслины, глазах мелькнула зависть. Я человек не жадный, не в пример кое-каким попутчикам, а поэтому великодушно отдал ему один ятаган.
Монах ловко крутанул в воздухе клинком и удовлетворенно заметил:
– Хорошая игрушка. Что умеют, то умеют… Ладно, пора заканчивать этот балаган!
– Каким образом? – бодро спросил я. – Развернем пушку и пальнем вдоль палубы?
– Не успеем, – с сожалением отозвался служитель Господа. – Хотя мысль неплоха. Чувствуется, что никогда ты не занимался пустой схоластикой, как некоторые наши братья. Ты явный представитель практической школы, адепт действия.
– Чем же мы тогда займемся? – воскликнул я, с беспокойством косясь на пороховой дым, который уже почти развеялся.
И когда брат Иосиф ответил, то поначалу мне показалось, что я ослышался.
– Что? – переспросил я.
– Мы подорвем галеру! – повторил монах нетерпеливо.
Нагнувшись, он подхватил с палубы запальный прут и ловко взмахнул им в воздухе, на манер ятагана, которым только что восхищался.
– Подорвем к чертям собачьим, –
Не прошло и пары минут, как я установил перед братом Иосифом три бочонка с порохом, которые покойные пушкари предусмотрительно держали в отдалении от орудия. Довольно оглядев баррикаду, монах выглянул за борт и опасливо поежился. Пока я возился с порохом, он успел подтащить поближе массивную жаровню с рдеющими углями и теперь то и дело проверял, достаточно ли накалился запальный прут.
– Погоди, – быстро сказал я, в деталях припомнив недавний свой заплыв по ледяной воде Луары. – Давай сначала попробуем договориться с сарацинами по-хорошему.
– Давай, – легко согласился брат Иосиф. – Но перед тем помоги мне подкатить поближе вон тот бочонок.
Действуя в четыре руки, мы споро подкатили к возведенной мной баррикаде еще один бочонок с порохом, который я впопыхах не заметил. Даже странно, ведь он оказался раза в два больше, чем предыдущие, и по размерам вполне тянул на нормальную бочку.
– Вот теперь славно, – широко улыбнулся монах. – И железный прут как раз раскалился добела, будет чем воспламенить порох. Словом, сейчас самое подходящее время для переговоров.
Я с новым интересом покосился на брата Иосифа. Чем-то неуловимым он напомнил мне некоего рыцаря по прозвищу Бургундский Лис, профессионала тайных войн. На мгновение мне даже захотелось спросить, не слышал ли он о Гекторе де Савезе, но я тут же переборол суетное желание. Разумеется, слышал, а может быть, даже встречал. Такие люди прекрасно знают друг друга. Пусть не любят, но то, что уважают, – и к гадалке не ходи.
Действуя как настоящий парламентер, я торжественным шагом прошествовал в сторону кормы и, поймав за руку ближайшего воина, крепко, от души, дал ему в ухо. Не так, разумеется, чтобы сарацин потерял сознание, а чтобы привлечь к себе внимание. Как ни странно, но увесистый кулак помогает куда лучше, чем муторное махание белым флагом или долгие разъяснения.
Вот и в этот раз все устроилось как нельзя лучше. Правда, поначалу обиженный воин хотел выпотрошить дерзкого британца, но я предусмотрительно выставил вперед трофейный ятаган и, холодно улыбаясь, ткнул пальцем за спину, туда, где брат Иосиф дружелюбно размахивал раскаленным металлическим прутом над бочонком с порохом. Сарацин уронил вниз челюсть и, побледнев, как жертва вампира, с криком унесся на корму галеры.
Капитан появился ровно через полминуты, следом за ним явилось не менее сотни сарацин. Все злые как собаки, и только железная воля капитана не позволяла им разорвать нас на кучу кровавых ошметков.
– Что это вы задумали? – прорычал Абу-Абдаллах, прожигая меня огненным взглядом.
– Решили сдаться в плен венецианцам, – ответил я вежливо, но отстраненно, так, как и подобает французскому дворянину, когда он беседует с представителем туземного командования. – А так как без знакомых лиц нам будет скучно, то за компанию мы решили и вас прихватить.