Французский палач

Хамфрис Крис

Перекрывая вопли, раздался новый приказ грести. Галера с серебряным змеем стремительно изменила курс и неслась прямо на француза. Уже слышны стали выклики человека в черном: он отдавал приказы своим людям, соревнуясь в громкости с пронзительными звуками североафриканских труб. До абордажного боя осталось не больше пары минут.

— Музыканты! — крикнул Лавальер, направляясь вперед. — Сыграйте мне гальярду!

И когда по палубе «Персея», корабля флота его величества, разнеслись звуки этого танца, запрещенного в половине королевских дворов Европы за непозволительную чувственность, капитан упер руку в покрытый латами бок и запрыгал.

— Ох,

милосердная Матерь! — Хакон покачал головой. — А он не только урод, но и сумасшедший!

— Но управлять кораблем умеет, — проговорил Жан.

Большенос был занят не только танцем. Он быстро выкрикивал приказы, стараясь встретить врага носом, чтобы протаранить большую галеру на уровне ватерлинии окованным железом тараном. Хаким ибн Саббах, желая не только одержать победу, но и получить «Персей» в качестве добычи, пытался подойти к нему сбоку и взять на абордаж. Два корабля осторожно сближались, напоминая двух борцов. Оба капитана постоянно меняли курс с помощью весел, а пират еще и с помощью парусов.

— Слушайте! — быстро проговорил Джанук, вставая и опускаясь на скамью вместе со своими товарищами. — Чтобы иметь шанс выжить во время сражения на галере, нужно знать три вещи.

Жан подался ближе.

— Какие же?

— Первая: как только мы сойдемся, они начнут обстреливать палубу из луков. Они будут стрелять сверху, но им известно, что доспехи солдат достаточно хорошо защитят почти все их тело. А раз они увидят у нас оружие, то начнут целиться в нас. Так что пока они не поднимутся к нам на борт, сидите под скамьями. И не высовывайте задницы.

Хакон скептически посмотрел на скамью. Он был человеком крупным.

— Второе. Не выходите, пока не раздастся второй залп. Я думаю, что Большенос прикажет половине солдат стрелять, когда нас будут захватывать баграми, а второй половине — когда враги окажутся у нас на борту. Ни к чему вам получить пулю из аркебузы своих же солдат.

— Ладно, — проворчал Хакон. — А что третье?

Внимание Джанука привлекло нечто происходившее на носу «Персея»: он смотрел на то, что сжимал в руке капитан.

— Что? — рассеянно переспросил он.

— Третье. Ты сказал, что нам нужно знать три вещи.

— Да, правильно, — неопределенно ответил бывший янычар. — Три.

И неожиданно бросил весло, увернулся от размахивающего кнутом и сыплющего проклятьями Корбо и бросился на нос. В сторону «Персея» уже летели стрелы, но аркебузьеры пока не открывали огня. Два гребца, сидевших впереди Жана, и один — сбоку, вдруг вскочили, пытаясь вырвать оперенные древки стрел, впившиеся им в шеи.

Они находились примерно в двухстах шагах от неприятеля и продолжали с ним сближаться, когда Джанук оказался рядом с капитаном. Лавальер прекратил свой изысканный танец.

— Капитан, — сказал Джанук, указывая на нос турецкого корабля, — позвольте я попробую.

Лавальер посмотрел на полуобнаженного пленника с клоком иссиня-черных волос на голове.

— Он мой. — Гнусавый голос француза прозвучал капризно. — Почему я должен уступить его тебе?

— Потому что я могу убить их канонира. Разве вы не это пытались сделать?

Да, именно это и пытался сделать капитан. Однако лук в руках у янычара — сухожилия животного, обвитые вокруг кленового стержня, с захватом из кости — был непохож на легкое оружие, которым Лавальер пользовался на охоте дома, в Бордо. Несмотря на все свои старания, несмотря на практику, капитану

так и не удалось его освоить. Он уже выпустил стрелу в кормовую часть галеры, где канонир противника нагнулся к своему василиску, пушке, заряженной смертоносными пакетами с острыми кусочками металла, которые при выстреле с ближнего расстояния перебьют большинство его солдат. А капитан уже имел возможность оценить меткость этого канонира. Если его удастся убить, это определенно повысит их шансы на успех.

Лавалеру не нравилось стоять так близко от пленника, и он снова поднес к самому носу ароматический шарик. Однако, глядя поверх него, француз увидел в устремленных на него серых глазах Джанука нечто особенное — странную, необычную уверенность в своих силах. Опыт научил капитана, что исход сражения определяют инстинктивные решения. На этот раз инстинкт подсказал ему отдать свой лук. И он тут же переключил внимание на близящееся столкновение.

Корабли разделяли всего сто пятьдесят шагов. С пятидесяти Джанук сможет пустить стрелу — всего одну, потому что канонир, закончив последние расчеты, поднимет голову только для того, чтобы произвести выстрел. Джанук быстро снял с лука тетиву, заново перевязал петлю, установил лук между ног и пристроил стрелу на натянутую тетиву. «Так-то лучше», — подумал он, почувствовав, насколько увеличилось натяжение. Корабли разделяло около восьмидесяти ярдов, когда он выбрал лучшую стрелу с небольшим оперением, рассчитанным на недолгий полет, и узким острым наконечником. Такая стрела с пятидесяти шагов пробивает голову оленю, как он не раз имел возможность убедиться во время многочасовых охотничьих вылазок на холмы, окружавшие Измир.

Команда гребцам прозвучала сначала на арабском корабле, но почти сразу же ее повторил Корбо. Обе морские птицы сложили крылья и двигались вперед только за счет последних усилий гребцов, почти теряющих сознание от напряжения. Корабли стремительно сближались. Хаким выиграл схватку капитанов: столкновение должно было произойти бортами, а не носом. А команде Гантона не хватило времени, чтобы приготовить орудие к еще одному выстрелу. Теперь опытный канонир уже бежал к своему василиску, приготовленному на корме.

Семьдесят ярдов. Джон Гуд, бывший офицер морского флота короля Генриха, а теперь — подчиненный мавра, вынырнул из-за планшира, чтобы нацелить свое орудие. Он дал пушке прозвище Мегера Мэг, в честь своей склочной жены, давно брошенной им в Дувре. Хаким знал цену своему канониру и специально задержался у подбитой галеры, чтобы взять на борт его самого и его любимое орудие. Гуд прекрасно понимал, почему это было сделано. Это ему удалось обеспечить им добычу своим великолепным выстрелом по мачте. И теперь, если ему удастся выстрелить по палубе, перебить большую часть солдат и особенно их танцующего дурака-капитана… Он поднял запал над отверстием.

Не обращая внимания на дождь стрел, которые градом сыпались на палубу, заставив себя не слышать криков раненых, Джанук до отказа натянул тетиву. Он уже два года не ощущал силы, скрытой в приготовленном к выстрелу луке, но его мышцы привычно напряглись, дыхание замедлилось. Он прицелился. Он увидел, как рука канонира делает последние изменения в наклоне ствола, увидел вынырнувшую прямо под жерлом голову, успел даже рассмотреть, как в глазах блеснул отсвет пламени с запального факела. Он навел стрелу как раз на этот блеск, выдохнул почти весь воздух — и спустил тетиву.