Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин
Шрифт:
Оттенок красок, выписанные волны – чуть небрежнее, чем рукой мастера, словно бы впопыхах написанные – и что-то еще едва уловимое со всей очевидностью сообщают мне о том, что передо мной – очередной поддельный Айвазовский.
Я перехожу к следующему полотну. Не сомневаюсь, что тут повсюду установлены скрытые видеокамеры и я под их объективами – как препарированная лягушка под микроскопом. Поэтому я стараюсь вести себя как можно естественнее и непринужденнее.
Пермяк стоит в глубине зала и наблюдает за мной. Я и сама наблюдаю за собой, смотрю на себя как
От напряжения у меня взмокли ладони, и я невольно стискиваю их в кулачки, а потом резко разжимаю. Такая вот простая гимнастика для пальцев, которую рекламируют даже для тупых секретарш, засидевшихся за компьютером в чатах, пока начальник в отъезде. Дико болит шея, как будто меня продуло, но я знаю, что это все тоже от нервов – защемлен какой-то нерв с труднопроизносимым названием. И вообще все от нервов, и только одна болезнь – от любви. Еще немного, и от напряжения и страха я истерично захихикаю. Но и этого нельзя – я должна выглядеть, как обычно. Я вздергиваю подбородок и осматриваю картины, слегка прищурившись. Надеюсь, что у меня надменный дамский вид, как у настоящей любительницы искусства. В конце зала меня ожидает еще один неприятный сюрприз – поддельный Шишкин, еще один любимец наших олигархов.
Смутно из глубин памяти всплывает какая-то очень похожая картина одного малоизвестного голландского живописца, с почти таким же пейзажем. Память не подводит меня, и чудные альбомы, которые я рассматривала еще в детстве, подсказывают мне, что я где-то видела подобную картину. И это – не Шишкин. Я незаметно подавляю вздох. Это еще один вид виртуозной подделки: когда за основу берется полотно западноевропейского художника того же периода, в него вносятся нужные изменения, потом полотно «старят», делают новую подпись и покрывают ее лаком, поэтому подпись невозможно различить в ультрафиолетовых лучах, с которыми работают большинство экспертов.
А так как художники эти работали примерно в одно время, использовали практически одинаковые краски и холсты, то такую подделку распознать очень трудно, зачастую это возможно осуществить только путем сложного химического анализа.
Я подавляю вздох и вспоминаю Свету Чиж.
Осматривая какое-нибудь полотно, она, напротив, вела себя шумно, в отличие от меня. Громко вздыхала и резко выдыхала сквозь зубы, сдвигала брови, громко топая, приближалась к картине и с таким же топотом отходила назад, чтобы лучше оценить объект.
Я цепляюсь за Светкин образ поведения, чтобы выдержать это испытание до конца и пройти свою Голгофу достойно. Пермяк, маячивший в конце зала, – это моя спасительная гавань, до которой я вскоре и добираюсь.
Он смотрит на меня. Я – на него. Он отводит глаза первым.
– Все осмотрели?
– Все.
– И каков ваш вывод?
– Ничего подозрительного, на первый взгляд, нет. Я еще раз посмотрю свои записи… И тогда скажу вам.
Он смотрит на меня. Прощупывая? Анализируя?
– Я свободна? – выдыхаю я.
– На сегодня – да.
На негнущихся ногах я добираюсь до своей комнаты.
В комнате я наконец шумно выдыхаю и бросаю свой блокнот на кровать. Я не знаю, что делать. Звонить Паше? Конечно, лучше позвонить ему из города, но не покажется ли кому-то странным, если я сразу после осмотра соберусь пойти в город? На месте Пермяка я бы сочла это подозрительным, и не сомневаюсь, что он так и расценит мою попытку выскользнуть за пределы виллы, едва осмотрев коллекцию. Но и долго ждать я не смогу, иначе просто взорвусь. Я принимаю компромиссное решение: еще час я нахожусь в комнате, а потом иду в город. Дольше я не вытерплю.
Итак, три подделки! Два Айвазовского и один Шишкин. Сколько существуют на свете произведения искусства – столько же времени существует и подпольный рынок подделок. Конечно, новейшие методики позволяют сейчас проводить грамотную техническую экспертизу: используются несколько видов микроскопов, рентген, особый метод, позволяющий определить количество и качество примесей в красках и так далее.
Наука и техника не стоят на месте, а недавно американские ученые изобрели новый способ определения подлинности картин – математический, который они назвали «стилометрия».
Основные элементы манеры письма художника переводятся в цифры и формулы, чтобы иметь возможность отличать подлинники от подделок.
И тем не менее стопроцентных гарантий определения подлинности произведения искусства не существует. Сегодня способы фальсификации стали весьма изощренными: это и владение техникой состаривания красок, лака и самого холста, и применение подлинных старинных материалов, и нанесение на лаковое покрытие полотна искусственных трещинок, а также множество иных специальных приемов, требующих от изготовителя подделки высочайшей квалификации.
Еще один трудный способ – создание шедевра с нуля. Разоблачить такую фальшивку труднее всего. Художник высокой квалификации по заданию заказчика пишет картину, используя старый холст, краски, соскобленные со старых холстов и так далее. Реставратор придает вещи товарный вид (искусственное состаривание полотна в специальных печах, поддельные трещинки, забитые старой пылью), а искусствовед создает картине нужную легенду.
Как правило, у такого «творческого коллектива» имеются свои агенты в экспертных организациях, и их мнения-заключения о картине попросту покупаются за кругленькую сумму.
И что-то мне подсказывает, что именно последний способ и использовался при создании изученных мною фальшивок.
Сидеть в комнате уже стало невмоготу, я спустилась в холл и прошла в сад. Как на грех – никого нет, все словно вымерли, я, похоже, попала в «Парк Юрского периода». На худой конец я бы смирилась даже с присутствием девочки-«персика», но в саду нет и ее. Может быть, все уехали на коллективную экскурсию в город или на какой-нибудь антибский субботник, а меня не поставили в известность?