Французское общество времен Филиппа-Августа
Шрифт:
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Перед нами — последняя книга французского медиевиста Ашиля Люшера (1846-1908), итоговый труд его жизни, написанный в виде взаимосвязанных очерков, но лишь по смерти автора сведенный воедино.
Люшер был одним из ярких и блестящих ученых своего времени. В юности он, уже посвятив себя истории, получил образование филолога, и знание средневековых диалектов расширило для него спектр доступных письменных источников. Стихией Люшера была аудитория: на протяжении всей жизни он преподавал, делясь знаниями и оттачивая красноречие, взывая к разуму студентов — но также и к их чувствам. В 1889 году он стал вторым по счету заведующим кафедрой средних веков в Сорбонне, сменив
Эрудиция, исследовательский источниковедческий опыт Люшера, его дар рассказчика — все эти незаменимые для историка качества нашли на страницах предлагаемой книги самое полное отражение. Но не это стало сегодня главной причиной переиздания. Люшеру присуща в чем-то крайне современная интонация; я назвал бы ее журналистским пафосом. Хартии, хроники, поэмы — все привлекается для того, чтобы вывести эпоху на чистую воду. Рассказать о ней «все как есть». Горячо сочувствующий своим героям — реальным и литературным персонажам прошлого, «алчущий и жаждущий правды» автор в то же время инстинктивно предпочитает острые ситуации обыденным и строит картину действительности из волнующих, драматических рассказов. Чаще всего это не искажение, а скорее избирательность взгляда, та же, что побуждает хорошего репортера одновременно охотиться за истиной и за сенсацией. Средневековье дало автору несравненный материал: будни, от которых захватывает дух.
Толпы разбойников, алчные сеньоры и мстительные простолюдины, подавленный всевозможными хлопотами клир — эпоха Филиппа Августа описана и скорбной, и грозной. Звучат человеколюбивые проповеди, но они не услышаны; короли взывают к порядку, но страна снова и снова рассыпается в их руках; У сеньоров человечнее всего получается дурачиться, проявляя гостеприимство; и только в литературных опусах крестьяне добиваются справедливости — да и часто ли они ее ищут?
Но черной краской очерчены белые силуэты: проповедь и порядок, гостеприимство и справедливость предстают на страницах книги Люшера не менее живо и конкретно, чем разбой, своенравие или повседневные тяготы.
В духе доброго старого позитивизма Люшер твердо верит, что факты говорят сами за себя; радуясь и (чаще) негодуя по поводу деяний прошлого, сопереживая средневековым французам, он очень мало задается вопросом, столь важным для сегодняшней науки — в чем представления и переживания людей той эпохи отличались от наших? Способны ли мы по-настоящему им сопереживать, или мы только тешим себя таковой иллюзией? Но Люшер сопереживает как умеет, щедро делится этим чувством и не сомневается в его истинности. Его повествование, переполненное и знаниями, и предрассудками, позволяет читателю как бы соучаствовать в действах средневековой жизни — однако же это не беллетристика, это строго документальное повествование. Теперь серьезные историки так уже не пишут. И поэтому вновь и вновь будет читаться книга Ашиля Люшера.
От редакционного
совета серии «KLIO»
Медведев М. Ю.
ГЛАВА I. МАТЕРИАЛЬНОЕ И НРАВСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ОБЩЕСТВА
«Мир болен; он стареет, да так, что впадает в детство. Народная молва утверждает, что в Вавилоне родился Антихрист и близится конец света».
Написавший эти строки монах Ригор из Сен-Дени не знал, что эту античную формулу во все предшествующие столетия повторяли и многие другие монахи. Но отчего это уныние и зловещие пророчества? А оттого, что у Пап ныне короткая жизнь, и они до странности быстро сменяют друг друга; оттого, что Саладин взял Иерусалим в 1187 г. — году необыкновенном среди всех прочих лет («у всех родившихся в этот год вместо тридцати двух зубов было двадцать два»); наконец, оттого, что природные бедствия, бичи небесные
Особенно пугали землетрясения — в 1207 г. в Анжу, в 1214 г. в Нормандии и в 1223 г. в Гаскони. Землетрясение 3 марта 1216 г. почувствовали одновременно в Бургундии и Лимузене. По словам одного монаха монастыря св. Марциала, толчки начались посреди ночи; иноки, занятые в церковном хоре, обратились в бегство, миряне повскакивали с постелей. Заметили, что даже птицы дрожали от страха, а вода в руслах бурлила громче, чем обычно. Чтобы успокоить разгневанные небеса, в Лиможе устроили внеочередную процессию.
За сорок три года (1180-1223) пронеслось семнадцать циклонов с ужасными бурями, были уничтожены посевы и виноградники, разрушены дома, унесены крыши, разбиты колокола и церковные башни, рухнули донжоны. В 1206 г. обрушился донжон крепости Ден-ле-Руа, похоронив под своими руинами благородную даму с двумя сыновьями. Грозы 1221 г. длились восемь дней и унесли жизни сорока человек в окрестностях Парижа и Бове. Во время обедни в замок Пьерфон ударила молния; совершавший богослужение священник вместе с двадцатью четырьмя присутствующими были серьезно ранены, пятеро убиты; говорят, что чаша с гостией рассыпалась в прах, но сама гостия — о чудо! — осталась невредимой.
Можно только догадываться о тех бедствиях, которыми грозили тогда наводнения. У прибрежных жителей не было никакого средства их предотвратить; водохранилищ, плотин, запруд почти не существовало; мосты, перегруженные домами, загроможденные лавками, не были рассчитаны на то, чтобы сопротивляться половодьям. Наводнения 1185 г. в Меце, 1195 г. в Осере, 1205 г. в Кане, 1213 г. в Лиможе оставили по себе мрачные воспоминания. В Париже в 1196 году были снесены два моста, Филиппу Августу пришлось покинуть Сите и укрыться на горе св. Женевьевы. Наводнение 1219 г. сделало неприступным Малый мост, и множество горожан возвращались в свои дома на лодках. Но послушаем монаха монастыря св. Женевьевы, который оказался очевидцем сильнейшего половодья 1206 г., когда все реки одновременно вышли из берегов:
В декабре месяце 1206 года Бог поразил королевство Францию. Город был полностью, до основания затоплен: площади и улицы можно было пересечь только в лодке. Большая часть домов была разрушена, те же, что еще продолжали стоять, грозили рухнуть, расшатанные напором воды. Каменный мост, который называют Малым мостом, не мог устоять под ударами волн, и на нем уже виднелись огромные трещины; каждое мгновение он мог рухнуть. Богатый город, король городов, был погружен в печаль. Священники стенали, девы были в трауре. Париж изнемогал под бременем скорби, и никто не мог его утешить.
Еще не изобрели средства возвращать в свое русло вышедшие из берегов реки. Из них нашим предкам было известно только одно: процессии, во время которых выносили священные реликвии. Парижские горожане в 1206 г. обратились к своей любимой святой, Женевьеве. С горы на левом берегу Сены выступила процессия, неся во главе мощи святой. Приблизились к Малому мосту. «Переходя его, — говорит монах, — нельзя было отклоняться ни влево, ни вправо, но держаться строго посередине. Опасен оказался переход по этому мосту, грозившему рухнуть под усиливавшимися ударами бушующих вод. Со своим народом Женевьева перешла Сену, превратившуюся в стремительный поток: мост держит ее в меньшей мере, чем она сама держит его». Наконец шествие добралось до собора Богоматери, и тотчас же вода начала спадать, дождь прекратился. Святую в сопровождении горожан вынесли из храма. Мост шатается, но его переходят во второй раз, и мощи Женевьевы вновь занимают свое место в алтаре. Через полчаса после возвращения всех по домам настала ночь, и Малый мост рухнул. Три арки были унесены течением.