Французы на Северном полюсе
Шрифт:
Казалось, гибель корабля неминуема.
К счастью, подобные явления случаются редко. Взбунтовавшийся океан производит больше шума, чем разрушений. И все же моряки не могли оставаться спокойными, чувствуя полное бессилие перед разбушевавшейся стихией, на скованном льдами корабле, в тягостном мраке полярной ночи.
Но мало-помалу тревога улеглась: океан утих, словно извергнувший лаву вулкан.
Экипаж вернулся в каюту. Только двое остались на вахте. Они раскурили трубки у зажженного факела и стали мерить шагами палубу.
Уже
— Эй! Появились медведи! — закричали они, стуча в дверь.
— Пошли они к чертям! Так хорошо в тепле! — донесся ответ.
— Выходите! Запасемся мясом! — стояли на своем вахтенные. — Голодные медведи сами идут в руки, в погоне за добычей!
ГЛАВА 6
Воздействие холода. — Вред, наносимый холодом человеку. — Вахта. — Празднование Нового года. — Интригующая программа. — Дневное представление в ночное время. — Не надо путать полдень с полночью. — Поединок на эспадронах. — Гиньяр и его двойник. — Ученые собаки. — Реклама. — Дюма постарался. — «Двое слепых». — Необыкновенный успех. — «Старый Эльзас».
Двадцать третьего декабря солнце опустилось за горизонт уже на четырнадцать с половиной градусов, но еще посылало на землю раз в сутки бледный зеленоватый луч. Появившись на миг, он тут же исчезал.
Не более пяти минут задерживалась на горизонте едва заметная светлая линия, так называемая «заря», это и был «полярный день» зимовщиков.
Но 24 декабря угас и этот огонек жизни в природе, и над ледяным адом воцарился ад тьмы.
Холод стал нестерпимым.
Хорошо еще, что не было ветра.
Уже четыре дня спиртовой термометр показывал минус 46°. Ртутный замерз при минус 42°.
А ведь температура еще понизится. Боже милостивый! Что тогда будет?
Огонь, казалось, больше не греет, свойства самых обыкновенных предметов неожиданным образом изменились.
Печи не гасили ни днем, ни ночью, накаляли добела, но поддерживать нормальную температуру в жилом помещении судна было уже невозможно. Люди замерзли бы в нем, если бы не хорошо продуманная теплоизоляция. Стоило приоткрыть дверь, как из нее вырывался пар и тут же превращался в иней, а вода, попавшая на одежду, мгновенно замерзала.
От открытой книги и развернутого белья тоже шел пар.
Мясо рубили или же пилили, как деревянное. Дерево стало твердым, как кость, и не поддавалось ножу. Об него можно было зазубрить нож из высокосортной стали, а сам металл стал хрупким, словно стекло. Хлеб невозможно было откусить: он был твердым, как кирпич.
Табак, к ужасу заядлых курильщиков, превратился в пыль, и трубка все время гасла, так же, как сигара в заиндевелых усах и бороде.
Металлические предметы обжигали словно огнем.
Сливочное масло и топленое
Загустела и азотная кислота, стала как топленое масло. Через три часа замерзала водка.
Принято считать, что жара расслабляет, а холод придает энергию.
Возможно, это и справедливо, когда речь идет об умеренном климате, но не о полярном.
При длительном воздействии холод действует угнетающе, наступает состояние, подобное сильному опьянению. Дрожат челюсти, заплетается язык, нарушается координация движений, мутнеют глаза, ослабевает слух, тело тяжелеет, притупляется восприятие, словно в полусне.
Только уроженец полярных стран, вроде Угиука, и гренландские собаки легко переносили большие холода.
Эскимос ел и пил за четверых и чувствовал себя на морозе как его соотечественник белый медведь.
Собаки прыгали и катались в снегу с прежней резвостью и, лишь когда приходилось постоять, поджимали то одну, то другую лапу, отрывая ее от обжигающей ледяной поверхности.
Капитан ни минуты не давал морякам бездействовать. Занимал их то физическими упражнениями, то умственным трудом, то развлечениями. Увеличил рацион питания, чтобы возместить потерю тепла в организме, и следил за строгим соблюдением правил гигиены.
Примером для всех служил кок Дюма. С усилением холодов у него прибавилось работы, и он чувствовал себя отлично, будто заколдованный, уверяя, что не замечает разницы между Провансом и полюсом. Он вставал раньше всех и последним ложился, целый день возился у печки, резал мясо, растапливал лед, варил, жарил, при этом курил, как турок, свистел, как иволга, и даже находил время поохотиться на медведя.
В пять утра он уже был на ногах, зажигал спиртовку, готовил кофе и завтрак, а в шесть своим зычным голосом будил команду:
— Капитан, шесть часов! Парни, подъем! Подъем!
Матросы зевали, прячась поглубже в меховые мешки.
— Подъем! — Тон у кока был решительный. — Подъем! Не то гамаки спущу!
Матросы знали, что слово у Дюма не расходится с делом. Ворча, выскакивали из теплых гнездышек и нехотя отправлялись мыться.
Возвращаясь с вахты, дежурные получали большую порцию горячего питья с ромом.
Офицеры всячески старались отвлечь людей от тяжелых мыслей.
Как ни медлило время, а наступило наконец 1 января 1888 года.
Новый год — замечательный праздник! И даже во тьме полярной ночи, под небом, усеянным сверкающими звездами, он имел свою прелесть!
Члены экипажа пожелали друг другу счастья, после чего Летящее Перо от имени всей команды обратился к капитану с поздравительной речью. Говорил он очень складно и вместе с добрыми пожеланиями обещал преданно служить, не жалея сил для успешного завершения экспедиции.
Д’Амбрие был тронут и в свою очередь поздравил моряков, пожав каждому руку, и сказал: