Французы на Северном полюсе
Шрифт:
Так Дюма и остался при своей печке, которую в настоящий момент заменила спиртовая горелка.
Он вставал на час раньше и ложился на час позднее остальных, целый день трудился в пути, словно был крепче всех.
Сейчас он ждал, когда растопится снег, чтобы приготовить чай и обед, и еще не успел переодеться.
При осмотре моряков доктор обнаружил, что у некоторых слегка обморожены руки и стерты ноги, обмороженные места Желен потер снегом, чтобы восстановить кровообращение, а ранки смазал глицерином,
Но просушить удавалось только носки теплом собственного тела, их клали с собой в спальный мешок.
Не так-то просто было снять каляные от мороза брезентовые сапоги, за сапоги обычно брались втроем, и это бывало очень забавно.
— Ей-ей, стащить сапог труднее, чем содрать шкуру с замерзшего тюленя!
Пока матросы переодевались, повар следил за топкой, разрубал или распиливал замерзшие мясо и сало.
— Вода закипела? — спрашивал один.
— Котелок с водой готов? — интересовался другой.
Все с жадностью смотрели на закипавшую воду.
— Эй, вы! Не смотрите на котел, а то он никогда не закипит! — внушительно говорил Дюма и приводил старую пословицу: «Не смотри в горшок — вода не закипит».
Дрожа от холода, моряки залезли в мешки погреться. Вскоре в палатке, полутемной от испарений и табачного дыма, запахло жареным салом и мясом, точнее мясным концентратом. Приготовленную еду смешали с горячим чаем, чтобы сразу не остыла. Представьте себе, что получилось за блюдо!
Не успев согреться, люди вылезли из мешков, сели у печки, обжигаясь, принялись поглощать густую кашицу. Те, кто отведал снега, глотая, морщились от боли.
После еды все получили очень скромную порцию спиртного и разошлись по своим спальным местам, чтобы не спеша выпить, покуривая трубочку.
Неутомимый Дюма навел порядок в своем кухонном хозяйстве и позвал Летящее Перо, чтобы тот помог ему переодеться, но парижанин не смог стащить с повара каляную одежду.
— Гиньяр! — крикнул он. — Вылезай и ты, мне одному не справиться.
Гиньяр стал тащить обеими руками, и наконец героическими усилиями им удалось освободить Дюма от робы. Он тотчас же залез в мешок к товарищам, с наслаждением закурил трубку и стал маленькими глотками потягивать спиртное.
Наступило самое приятное время суток.
Несмотря на усталость, ломоту в ногах и боль во всем теле, моряки не теряли веселости.
Окутанные облаками пара и табачного дыма, они беседовали обо всем понемногу: об экспедиции, о родных краях, о Франции, где сейчас цвели вишни, о солнечном теплом апреле…
В Париже, наверное, уже продают первые овощи, их привозят туда из прекрасного теплого Прованса, родины Дюма.
А в тропических странах люди изнывают от зноя. Просто не верится!
Бедные матросы! Кутаясь
С моря дует прохладный ветерок, и короли этого цветущего рая засыпают, одурманенные ароматом цветов, словно крепким пьянящим напитком.
Но вот в мир прекрасных мечтаний вторгается грубый топот тяжелых сапог. Это возвращаются с дежурства часовые. Волшебное видение исчезает, уступая место суровой действительности: они в стране льдов!
Это подтверждает доносящийся издалека вой ветра. Он гуляет по гребням заснеженных скал. Необозримые ледяные поля время от времени вздрагивают и с оглушительным треском ломаются.
Пар, скапливающийся в палатке, оседает мельчайшими снежинками на предметы, на лица засыпающих людей.
Наконец сон смежил веки, воспаленные ярким блеском снега на солнце.
Было девять часов вечера.
Если не появятся медведи и волки, если ветер не вывернет воткнутые в лед колья палатки, если ее не придавит снегом, а вместе с ней и обитателей, до семи утра можно будет отдыхать.
Каждый час сменялись часовые. Возвращаясь с дежурства, они старались не шуметь, чтобы не будить спящих. Дюма, как вы уже знаете, поднимался в шесть утра, когда мороз особенно жесток, потягиваясь и бормоча проклятья, вылезал из мешка и шел зажигать спиртовую печку.
К утру в палатке становилось теплее.
Но отдых кончался, и люди старались насладиться его последними минутами. Так не хотелось вылезать из мешка.
Все ждали, когда растопится снег в брезентовом ведре, своего рода «кипятильнике».
Дюма деревянной лопатой соскабливал с внутренних стекол палатки намерзший за ночь лед.
Капитан только что возвратился в палатку и следил за действиями Тартарена. Д’Амбрие встал еще на заре, чтобы произвести метеорологические наблюдения.
Каждое утро, едва продрав глаза, моряки задавали один и тот же вопрос:
— Вода закипела?
— Как там котелок?
Заболевшие молчали, им ничего не хотелось, только полежать, хотя бы до завтрака.
Дюма буквально разрывался на части, зато все успевал. Даже подать возвращавшимся с дежурства горячий кофе со спиртным. При этом широкая улыбка не сходила с его доброго лица.
Крепка матросская дружба. К больным товарищам относились сочувственно. Приносили им еду к постели и даже готовы были взять на себя их обязанности.
Но не пристало моряку нежиться в постели из-за какой-то чепухи! Подумаешь, горло заболело!