Французы на северном полюсе

Буссенар Луи Анри

Медвежьи внутренности были совершенно чистыми. Это служило доказательством того, что животное долго постилось. Сей факт почему-то очень обрадовал гренландца. Не теряя времени он вытащил еще теплый кишечник, запихал его в рот и быстро проглотил, сопровождая названную процедуру непередаваемыми движениями головы и шеи. С полным ртом и набитыми щеками он напоминал обезьяну, только что обчистившую фруктовый сад. Пыхтя от прилагаемых усилий, Ужиук вторым ударом отсек еще один кусок кишки и принялся небольшими порциями пропихивать его себе в глотку. Наконец, после сильного глотательного движения, последняя порция исчезла в бездонной глубине полярного желудка.

Спустя несколько минут вождь опять принялся за еду, положив в рот такой кусок требухи, который пришелся бы не по зубам даже оголодавшему псу.

Уже посинев от огромного количества проглоченной пищи, эскимос продолжал в том же духе. Да так лихо, что вся требуха, включая желудок, исчезла в его бездонном брюхе. Не меньше десяти килограммов!

Со счастливой улыбкой на губах гренландец похлопывал себя по животу с уморительным выражением бесконечного блаженства. Потом, вдруг спохватившись, как бы сказал себе: «Но ведь еще есть место, куда вполне может уместиться десерт».

На уровне почек позвоночник медведя покрыт толстым слоем желтого жира, который и привлек внимание проглота.

– Ну, приступим!

Остались последние, лучшие куски, дарящие минуты дивного удовольствия истинным гурманам.

Итак, Большой Тюлень зачерпнул полную пригоршню еще не успевшего остыть жира и, усиленно помогая себе руками, затолкал ее в рот, всю до последней капли.

Матросы – свидетели этого пиршества, которое заставило бы содрогнуться самого Гаргантюа 51

Note51

Гаргантюа – герой романа французского писателя Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (кн. 1-4, 1533 – 1552; кн. 5 опубликована в 1564 г.).

– великого любителя требухи,– были буквально ошеломлены. Лишь китобои, уже давно знакомые с удивительными возможностями гренландских желудков, остались невозмутимы.

Плюмован и Дюма не верили своим глазам. Повар, наблюдая за этим лукулловым пиром 52 , который длился, правда, не более пяти минут, перешел от удивления к изумлению и наконец просто остолбенел.

Слышно было, как он бормотал: «Это не человек, это колодец бездонный, пропасть, просто прорва какая-то. Я знаю только одного обжору, способного проглотить такое количество пищи,– это моя печь». Потом, обратившись к эскимосу, вытиравшему руками лоснящееся от жира лицо, сказал:

Note52

Лукуллов пир – роскошный пир (по имени древнеримского полководца Лукулла, прославившегося необычайным богатством и роскошными пирами).

– Послушайте-ка, господин Унтель, я хотел бы забрать вас с собой после экспедиции. Мы пойдем в один из тех ресторанчиков, где за тридцать два су можно вволю поесть. Держу пари, вы будете иметь успех, а хозяин окажется просто ошарашенным.

Достойнейший Ужиук, как будто поняв и оценив предложение провансальца, улыбнулся и, согласно кивнув головой, протянул ему свою измазанную жиром лапу. Затем, заприметив свободное местечко, улегся между скатанными тросами, закрыл глаза и принялся храпеть.

Тем временем «Галлия», держа курс на северо-запад, вышла из залива Мелвилла.

Море еще не освободилось ото льда, но дрейфующие ледяные глыбы уже не были спаяны между собой. Немного выше начался ледоход. Издалека показались огромные айсберги. Их некогда острые вершины слегка притупились, подтаяв под действием незаходящего солнца. Айсберги уже не были такими угрюмыми, как в прежние холодные дни, они напоминали выпуклые, совсем неопасные с виду холмы. Чувствовалось, что они размягчаются, теряя угловатые резкие очертания. Даже сюда проник свежий аромат весны, парящей над арктической пустыней. О подножия дрейфующих льдов, напоминающих сверкающие драгоценные камни, с шумом разбивались бирюзовые волны, пенясь и курчавясь белыми барашками. На фоне ярко-лазурного неба странно, почти не подчиняясь законам перспективы, выделялись огромные голубоватые глыбы. Настоящая бело-голубая симфония, которая, правда, привела бы в отчаяние многих

художников и заставила бы возмущаться нашу публику, привыкшую к совсем другим пейзажам. Ничего, где бы мог отдохнуть или рассеяться взгляд, везде – гнетущая, утомляющая монотонность, не лишенная, однако, своеобразного очарования. Эта живая картина постоянно двигалась, меняясь каждую минуту, как будто ее заново составляли из одних и тех же элементов, и при этом всегда оставалась похожей на себя саму. Время от времени сей странный зыбкий пейзаж, переливающийся перламутровым блеском на фоне сапфирового неба, несколько оживлялся. Вот, внезапно захваченная водоворотом, опрокинулась целая ледяная гора, затем вновь всплыла и стала продолжать свое неизменное медлительное движение. Иногда от айсберга откалывался ледяной пласт и с едва различимым легким плеском падал в воду.

Любуясь скользящими по небесной лазури пушистыми белыми облаками – детьми густых северных туманов, невольно переводишь взгляд на голубые волны, усыпанные сверкающими как драгоценные камни льдинами, и спрашиваешь себя – реальна ли эта картина или все, что вокруг – лишь игра воображения.

Появились тюлени с добродушными физиономиями. Они резвились подобно ныряльщикам, впервые попавшим на морские просторы. Птицы, покинувшие зимние квартиры на юге, отдыхали, сидя на ледяных, вершинах, и внезапно взлетали, испуганные прерывистым кашлем корабельного двигателя. Утки, гуси, гаги собирались в огромные стаи. Откуда ни возьмись появлялась шумная стайка дроздов и ткачиков. Ткачики уже поменяли свое зимнее серое оперение на сверкающий летний наряд.

Восьмого июня «Галлия» наконец достигла мыса Йорка 53 .

Семьдесят пятая параллель была пройдена, и начались северные воды, занимавшие пространство от мыса Йорка до пролива Смита.

«Еще три дня – и Александров мыс»,– думал преисполненный самых радужных надежд капитан.

Но человек предполагает, а Бог располагает.

Все чаще стали встречаться плавучие льдины. Похолодало. Южный ветер сменился северным, атмосферное давление неуклонно росло. Тогда де Амбрие приказал взять курс на острова Карри, рассчитывая найти там свободное ото льдов море. Он намеревался направиться к Сабинскому мысу, пересечь пролив Хейса 54 возле островов Генри и Баша, укрыться за горами Виктории и Альберта и дождаться настоящей оттепели.

Note53

Мыс Йорк – на северо-западе Гренландии. «Галлия» идет вдоль северных

берегов острова.

Note54

Доктор Хейс – участник американской полярной экспедиции Э. К. Кана;

самостоятельно организовал экспедицию в 1860–1861 гг.

Меж тем ветер крепчал. Небо заволокли тучи, повалил снег. Курс, взятый на острова Карри, надо было менять. Вдали показался мыс Парри: под семьдесят седьмым градусом. После двадцатичасовой борьбы с бушующим морем корабль обогнул мыс и вышел в Мурчисонов пролив, свободный ото льда. Затем, пройдя между островами Герберт и Норсемберленд, повернул к фиорду Петергавику и поплыл вдоль берега до мыса Санмареца, покуда не утих шторм.

Двенадцатого июня, миновав остров Сутерланд, судно достигло наконец Александрова мыса и, после самоотверженной борьбы со многими препятствиями, вошло в фиорд Порт-Фульк, служивший вполне надежной стоянкой.

Поставив судно на якоря, капитан позволил матросам сойти на берег и высадить собак. Почуяв свободу, псы залились веселым лаем и принялись прыгать. Экипаж отправился осматривать берег.

Сначала нашли следы первой зимовки «Поляриса» и обломки шхуны доктора Хейса, носившей название «Соединенные Штаты». Здесь были всевозможные тряпки, лохмотья, ледорубы, консервные банки, бутылки, рыболовные снасти, страницы книг и тому подобное.

Поднявшись немного дальше, на левом берегу фиорда, все еще покрытого льдом, обнаружили три иглу, то есть эскимосские хижины. Это были жалкие берлоги, сделанные из снежных блоков.