Франкенштейн. Мертвая армия
Шрифт:
— Подъезжаем, Виктор Юрьевич, — глухо сказал водитель, перебив мысленную цепочку Вигго. — Стрелять пока не начали. Нам велено подрулить к вон той хреновине, — он показал на широкую скалу, метров сто высотой, врезавшуюся в ущелье-дорогу. — Будем разбивать палатку за ней. Там же КП поставят.
Ларсенис проморгался и увидел кишлак. Он стоял на подножии горы, поднимаясь вверх желтыми приземистыми домами из саманного кирпича и лентами полуобрушенных дувалов. Раздолбить такую деревню из артиллерии — легче легкого. Разнести ее в пыль вместе с засевшей бандой душманов. Но нельзя. Погибнут невинные мирные жители (по ночам превращающиеся в жителей злобных, закапывающих фугасы вдоль дороги).
Кишлак выглядел в солнечном свете тихо. Подозрительно, невыносимо мирно. Очень хотелось шарахнуть по нему изо всех стволов. Почему Мохтат-шах никак не проявляет себя? Может, его войско смылось, просочилось через колодцы-кяризы и подземные ходы, связывающие селения на десятки и сотни километров? Ларсенис не верил в байки про подземные ходы. Они, конечно были, но связывали кяризы в пределах одного кишлака. Вряд ли афганцы могли пробуриться отсюда через основание хребта — они же не метростроители, в конце концов. Мохтот-шо сидит в кишлаке в глухой обороне и ждет, когда на него нападут.
А сюрпризы он преподносить умеет, в этом Виктор уже убедился.
* * *
Пока Михей разворачивал временный медицинский пункт — автоперевязочную, палатку, раскладывал носилки и все прочее, старший лейтенант Ларсенис сидел рядом, в двух шагах, в палатке командного пункта, разбитой за склоном той же скалы и жадно впитывал то, о чем говорилось. Он пытался понять, где найдется место ему, ординатору-медику. Место не в перевязочной, а в бою, чтобы добраться до Мохтат-шаха первым. Потому что, судя по всему, Мохтату грозила крышка, а Вик хотел обыскать его без чужого вмешательства. Чтобы раз и навсегда разобраться в странной цепочке событий. Ларсенис все больше склонялся к мысли, что ни его желание служить, ни появление в его жизни Сауле, ни предсмертные слова бойца-узбека — не простые совпадения. То, чем владеет шах, не должно попасть в чужие руки.
— Значит, э, Мохтат точно там, — докладывал Эдик Багирян, офицер, командующий операцией. Командир второй роты, Дауров, бросал на него ревнивые взгляды. В отличие от Багиряна, родившегося в глухой армянской деревне, у Харитона не было кавказского акцента, и неудивительно, если учесть, что вырос он во Владикавказе. Багирян был старше, менее удачлив, но назвать его плохим командиром не осмелился бы никто. И войну в горах он знал не хуже Даурова. — Э, — продолжал капитан Багирян. — Все мы знаем про этого Мохтат-жопа, да. Гад он страшный. Собакам вешает торбы с тротилом и пускает вперед! Местное население вообще не уважает! Если бы можно было, привязал бы торбы женчинам и детям и пустил их в расход! Скатына! — Багирян красноречиво взмахнул рукой. — В общем, я говорил тут с комбригом... — Багирян многозначительно поднял указательный палец. — Нам ка-тэ-гарически приказано сохранять местное население. Но еще важнее уничтожить банду Мохтат-шаха! Здесь, на этом месте! Если местное население при этом... э... слегка пострадает, нам это простят. Если Мохтат-жоп уйдет, нам не простит никто. Все понимаете?
Офицеры молча кивнули. Все — с облегчением. Даже Дауров радостно усмехнулся и провел пальцами по коротким щетинистым усам. Багирян озвучил то, что комсостав хотел услышать больше всего. А Ларсенис с трудом удержался от того, чтобы передернуть кулаками, вскочить с места и крикнуть что-нибудь вроде: «Спартак — чемпион!»
— Это, так сказать, хорошие новости, — продолжил Багирян. — Есть и еще хорошее: по данным оперативной разведки, кяризы из этого кишлака не ведут никуда, так что банда никуда отсюда не денется. Сколько у Мохтата людей,
— Так точно! — Вик энергично кивнул.
— Отлично. Операцию начинаем через полчаса. — Капитан посмотрел на часы. — Сперва расшлепываем дувалы и дома, но так... аккуратно, да. Целиться в фундаменты, чтобы местный народ, мирный и дружественный, не пострадал. Дружественный, бози-тха ... Потом объявляем через матюгальник, чтобы все мирные вышли. Второй роте выделить взвод для... э, обработки пленных. Всех вязать веревками, кроме детей младше десяти лет, и складывать штабелями. У кого есть оружие, хотя бы перочинный ножик... э, не убивать, нет. Посадить отдельно, потом сдадим ХАДу , пусть разбираются. Когда пыль уляжется, начинаем зачистку. Тут уже не щадить никого, пусть Аллах их сортирует. И наконец, главное: показываю вам фотографию Мохтат-шаха, единственную в наличии! Потому что есть указание свыше: мы должны заполучить этого негодяя. Лучше, конечно, живым, но если не получится, то хотя бы мертвым.
Багирян торжественно вытащил из папки фотографию и предъявил собравшимся. Офицеры дружно скривились. На мутном крупнозернистом снимке была физиономия тощего, скуластого и носатого афганца с обширной бородой, в чалме. Судя по фотке, примерно треть моджахедов могла быть Мохтат-шахами. А если Мохтот-шо ныне укоротил бороду в целях конспирации, то и две трети.
— Эдуард Акопович, — Ларсенис поднял руку, — можно сказать?
— Говори, только быстро.
— Фотка никуда не годится. Но если вы дадите мне поговорить с «языком», может, я вызнаю какие-то особенности Мохтата. Может, у него шрам на лице или что-то еще...
— А я о чем только что говорил? А?
— Времени у нас мало! — заявил Виктор. — Давайте так: вы разбирайте боевые задачи, а я пойду пообщаюсь с пленным. Душу из него выну, но приметы раздобуду!
— Иди, Шабдолов тебя проводит, — ротный показал на выход из палатки. — Ты у нас удачливый, шурави-табиб. Держи, — он отдал Виктору фотографию. — Хоть на полоски нарежь этого «духа», а приметы узнай. Мохтатом с самого верха интересуются! Если возьмем его живым, можете крутить себе дырки на ордена — все поголовно.
* * *
Виктор вышел из палатки размашистым шагом. То, что он услышал, очень ему не понравилось. Зачем Мохтат-шахом так интересуются наверху? Он же обычный полевой командир, не самый крупный — так, мелочь пузатая.
Может, из-за колдовских способностей и таинственного амулета на груди? Да нет, это уже паранойя. Скорее всего, он родственник кого-то из крупных вождей и за него можно получить неплохой выкуп. Даже за мертвого.
Пойманный душман находился недалеко, за той же скалой, около склада боеприпасов, под охраной двух рядовых. Он лежал в тенечке, связанный по руками и ногам, — небритый и тощий парень лет двадцати. Судя по окровавленной физиономии, с ним уже пытались побеседовать, но душевного взаимопонимания не достигли. Переводчик Нурмат Шабдолов по пути объяснил, что моджахед неграмотный, тупой как неандерталец и разговаривать с ним практически невозможно. Ларсенис подвинул поближе ящик от выстрелов для РПГ, сел на него, улыбнулся ласково, как иезуит, и спросил на фарси: