Франсуа Рабле и его роман
Шрифт:
Этот нигилизм нравился знати как признак аристократизма мысли, выгодно отделяющей ее, знать, от грубой, погрязшей в невежестве толпы.
Рабле рассказывает, что Франциск I не нашел в его книге "ничего предосудительного", правда какой-то "змееглотатель" (Рабле одним словом мог уничтожить своих противников) жаловался на писателя королю, указывая, в частности, на оскорбительную для слуха благочестивого христианина игру слов ame - ane ("душа" и "осел"). Рабле оправдывался, что-де это "по недосмотру и небрежению книгоиздателей". Франциск I, очевидно, удовлетворился объяснением автора. Во всяком случае, кары никакой не последовало.
При желании можно было бы легко доказать, что автор книги "Гаргантюа и
Однако прямые высказывания автора, поклоны и реверансы в сторону христианского бога отнюдь не доказательство религиозности Рабле, - они рассчитаны на простаков. О взглядах писателя говорит дух самой книги, система намеков, иносказаний. Они-то говорят об обратном, о том, что если автор не отвергал божественного начала в природе вообще, то в существование христианского бога он абсолютно не верил. Это совершенно ясно каждому, кто непредвзято будет читать его книгу.
Спрашивается, какой богобоязненный, искренне набожный человек мог бы сказать, например, следующее: "На тех полях такой урожай, словно сам господь там помочился" или "Эх, вы, шляпа! Сам Христос висел в воздухе" (это в разговоре о виселице).
Нет, Рабле не верил в христианского бога. И о тех, кто верил, он довольно непочтительно говорил: "Было бы корыто, а свиньи найдутся".
Каковы же, однако, философские взгляды писателя? Отвергал ли он вообще идею божества?
В Четвертой книге "Гаргантюа и Пантагрюэля" имеется притча о Физиее (природе) и Антифизисе. В ней содержится ответ на поставленный вопрос. Притчу рассказывает Пантагрюэль. Физис родила Гармонию и Красоту. Антифизис позавидовала ей и родила Недомерка и Нескладу. Она же "произвела на свет изуверов, лицемеров и святош, никчемных маньяков, людоедов и прочих чудищ, уродливых, безобразных и противоестественных". Мысль Рабле ясна: религия порождение тех сил в обществе людей, которые противоборствуют природе. Все, что исходит от природы, прекрасно и гармонично, все, что противоречит ей, уродливо и безобразно. В аллегорической оболочке Антифизиса скрывается религия, породившая одинаково гнусных папистов и протестантов. "Физис, пишет Рабле, - родила Красоту и Гармонию, родила без плотского совокупления, так как она сама по себе в высшей степени плодовита и плодоносна". Не высшее существо, не бог, перстом указующий волю небес, создает материальный мир, а сам этот мир материи в себе самом содержит жизненные силы и способность к созиданию, сам по себе плодовит и плодоносен.
Итак, совершенно очевидно отождествление бога с природой, слияние понятия бога с понятием природы. "По-гречески его (бога.
– С. А.) вполне можно назвать Пан, ибо он - наше Все: все, что мы с тобой представляем, чем мы живем", - писал Рабле (рассказ Пантагрюэля о смерти великого Пана).
Рабле не создал философии пантеизма или атеизма, но он внушал мыслящим читателям глубокое сомнение в догматах христианской религии и вообще в идее какой бы то ни было религии. Иначе говоря, он создал философию сомнения в идее божества. Справедливо писал Бальзак: "Наш дорогой Рабле выразил эту философию изречением... "Быть может", откуда Монтень взял свое "Почем я знаю?".
* * *
Читая Рабле, невольно замечаешь, что наибольшее число насмешек, сатирических выпадов, уничижительных, обличительных эпитетов выпадает на долю церковников. Автор не забывает их ни на минуту, они у него постоянно под прицелом. Но после них идут судьи, адвокаты, прокуроры, чиновники суда, ябедники, сутяжники. Каких только уморительных сцен
Мы на острове Пушистых котов, это и есть аллегорическое изображение царства Суда. "Пушистые коты - животные преотвратительные и преужасные".
Понятно негодование Рабле. Феодальная несобранность Франции XVI столетия проявлялась особенно сильно в том чрезвычайно важном для всякого государства учреждении, каким является суд. Парижский парламент считался главным судебным органом. Однако ему подчинялись лишь старые личные владения короля. Такие же города, как Тулуза, Бордо, Гренобль, Дижон, Руан, имели свои независимые судебные органы. Кроме того, существовали еще суды, непосредственно подчиненные сеньеру.
Помимо государственных судебных чиновников (бальи, сенешалов), существовали сеньериальные судебные чиновники (прево и шателены), которые часто оспаривали у первых право старшинства. Франциск I ограничил в 1536 году сферу действия сеньериальных судов однако эта мера вызвала бурю протеста в среде крупной знати. Церковь также имела свои особые, независимые от общегосударственной судебной системы церковные суды.
Страшным бичом для страны была латинская терминология судопроизводства. Это понимало тогда и правительство. Франциск I в 1539 году издал эдикт о ведении всей юридической документации на французском языке. Но не так-то легко было провести закон в жизнь. Латынь была для судейских чиновников не только средством поддержания авторитета, но и основой их материального благополучия: она обеспечивала им монополию на толкование темного смысла законов, написанных на непонятном народу языке, что открывало широкий простор для всяких злоупотреблений. Шутка Рабле: "Законы наши - что паутина, в нее попадаются мушки да бабочки" - имела глубокий и трагический смысл.
Судейские чиновники были постоянным объектом насмешек народа. Они настолько мерзки, что даже Люцифера затошнило, когда он съел душу одного из них, рассказывает насмешливый писатель.
Рабле создал незабываемый образ судьи-простачка. Имя его стало нарицательным (Бридуа - Простофиля).
Бридуа сорок лет исправно нес службу. За это время он вынес четыре тысячи "окончательных приговоров". Все его решения были признаны в высшей инстанции правильными. А действовал он очень просто: долго и кропотливо собирал документы, касающиеся судебного дела, - просьбы, жалобы, повестки, распоряжения, свидетельские показания, возражения, справки, первичные, вторичные, третичные объяснения сторон и проч. и проч. После этого, не мудрствуя лукаво, бросал кости и в соответствии с выпавшими очками решал дело.
С милым простодушием Бридуа выбалтывает секреты судопроизводства.
Через двести лет раблезианский простачок в судейской мантии предстанет в комедии Бомарше "Женитьба Фигаро".
* * *
В те времена, когда жили гуманисты, в Европе происходил бурный процесс формирования наций. Шло собирание земель, объединение территорий под эгидой единого правителя. Необходимо было освободиться от областнической разобщенности, от постоянных смут, распрей, междоусобных войн между отдельными князьками.
Что представляла собой Франция в дни Рабле? Страна переживала переломную эпоху: порядки "кулачного права", характеризующие ранний феодализм, уходили в прошлое. Наступила новая фаза французского феодализма, пора консолидации монархического государства, укрепления национального единства. В основном закончился долгий и мучительный процесс "собирания земель". Обособленные, разрозненные, обреченные на экономическое прозябание области, подвергавшиеся постоянным грабительским набегам извне, теперь слились в единую государственную систему.