Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди]
Шрифт:
— Доктор Болдуин говорил мне что-то об этом. А что такого страшного на этой Олимпии? Я вообще не помню колонии с таким названием.
— Не помните? А-а, ну да, вы же были слишком молоды тогда. Это то место, куда отправились когда-то себялюбивые супермены… Вообще-то не было нужды оговаривать этот пункт, поскольку корпорация даже не посылает туда свои корабли… Дорогая, вы наговорили со мной уже на очень приличную сумму.
— Да, наверно. Но звонить еще раз — обойдется дороже. Что меня раздражает, так это необходимость платить за «мертвое время» — пока идет сигнал. Скажите, а вы не можете сменить ненадолго
— Я ношу все шляпы сразу, поэтому смело спрашивайте обо всем. Сегодня я отвечаю бесплатно.
— Нет-нет, я заплачу, сколько полагается.
— Вы говорите точь-в-точь, как ваш отец! Он случайно не изобрел переселение душ?
— На самом деле он мне не отец. Я хочу сказать, не родной отец, и я никогда его не считала своим отцом.
— Я знаю все, дорогая, мне приходилось иметь дело с вашими бумагами. Но он считал вас своей дочерью. И гордился вами. Мне было немыслимо интересно на вас смотреть, когда вы позвонили сюда первый раз… Я, конечно, держала язык за зубами и просто разглядывала вас. Ну, так о чем вы хотели спросить?
Я рассказала ей о своей сваре с Родой Уэйнрайт по поводу кредитной карточки:
— Конечно, Единая карта Калифорнии предоставила мне кредит, намного превосходящий мои потребности и возможности. Но ей-то какое дело? Я не превышала свой вклад, а кроме того, собираюсь еще вложить туда все деньги, полученные мною при окончательном расчете: двести девяносто семь и три десятых грамма — чистоганом.
— Рода Уэйнрайт всегда была паршивым юристом. После смерти мистера Эспозито вашему отцу следовало заменить своего представителя. Разумеется, это не ее собачье дело, какой кредит решила предоставить вам Единая карта. И здесь, в банке, ее слово ничего не весит. Мисс Фрайди…
— Пожалуйста, без «мисс». Для вас я просто Фрайди.
— Дорогая Фрайди, ваш усопший отец был директором этого банка, а также владельцем основного пая. Хоты вы прямо и не наследуете его состояния, вам нужно наделать огромные долги, отказаться выплачивать их и отказаться даже отвечать на запросы по этому поводу, чтобы ваш счет был арестован. Словом, забудьте об этом досадном недоразумении. Теперь… Ваш адрес в «Песках Паджаро» уже недействителен, так что мне понадобится новый.
— Да? Что ж… Пожалуй, единственный мой адрес сейчас — это ваш адрес.
— Понятно. Как только определишься, поставь меня в известность. У многих из вашей команды сейчас такие же проблемы, и все из-за стараний Роды Уэйнрайт. Кстати, некоторые из них тоже должны присутствовать на чтении завещания, но Рода не поставила в известность, и теперь не знаю, где их искать. Скажи, ты не знаешь, как мне связаться с Анной Джонсон и с Сильвией Хэвенсайл?
— Женщина по имени Анна была в «Песках Паджаро». Она работала с секретной документацией. Второе имя, которое ты назвала, мне неизвестно.
— Вероятно, это та самая Анна. У меня в списке она значится как «сотрудник безопасности». Хэвенсайл — дипломированная медсестра.
— Аа-а, тогда тебе повезло! Они обе спят в соседней комнате. Работали всю ночь — разбирали архив доктора Болдуина.
— Сегодня мне везет. Пожалуйста, скажи им, когда проснутся, что они должны присутствовать при
— А ты можешь представлять их на этом чтении?
— Если ты просишь, конечно. Но все-таки пусть свяжутся со мной, мне понадобится и их новый адрес. Где вы сейчас остановились?
Я объяснила ей, мы попрощались, и я отключила связь. Глория Томосава здорово помогла мне. Я думаю, есть два сорта юристов: те, кто стараются облегчить по мере возможности жизнь клиентов, и… их противоположности — проще сказать, паразиты.
Терминал звякнул, и на нем зажегся красный огонек — это был Бертон Макни. Я велела ему подняться, но попросила не шуметь. Когда он вошел, я бросилась к нему на шею и расцеловала его, даже не потрудившись сообразить, относится ли он к разряду тех моих друзей, которым я задолжала поцелуй. Помогал он вытаскивать меня из лап Майора? Не помню, надо спросить.
— Все в порядке, — сказал он. — Банк Америки принял чек и даже снабдил меня без всякой проверки парой сотен бруинов на мелкие расходы. Они сказали, что золотой чек можно реализовать через банк в Луна-Сити в двадцать четыре часа. Так что благодаря финансовой репутации нашего усопшего шефа я могу спать спокойно, а главное, ты избавлена от моего присутствия здесь этой ночью.
— По-твоему, меня это должно обрадовать? Ладно, Берт, раз ты опять кредитоспособен, можешь угостить меня ужином. Давай куда-нибудь сходим и дадим моим подружкам выспаться — им, бедняжкам, пришлось вкалывать всю ночь.
— Ужинать еще рано.
Не знаю, как для ужина, но для того, чем мы занялись на диване, было совсем не рано. С моей стороны, это было вовсе непреднамеренно, а Берт клялся, что он думал об этом еще в гравилете, но я ему не поверила. Я спросила его о той ночи на Ферме и, конечно же, выяснилось, что он там был. Правда, он утверждал, что его держали в резерве и реально он ничего не сделал, но мне никто еще до сих пор не признавался в том, что подвергался той ночью хоть какой-то опасности. Однако я прекрасно помню слова Босса, когда он говорил, что задействованы были все, включая даже Теренса (мальчика с ангельской мордашкой, не знакомой еще с лезвием бритвы), ибо людей в ту ночь не хватало и все были наперечет.
Берт не сопротивлялся, когда я принялась стаскивать с него одежду.
Это-то мне и было нужно. Слишком много всего произошло за день, я была на взводе, а секс — лучший из транквилизаторов и в отличие от медицинских препаратов очень полезен для здоровья. Не понимаю, почему люди, отягощают его какими-то сложностями: в нем нет ничегошеньки сложного, это просто самое лучшее, самое приятное, что есть на свете, — даже приятнее, чем вкусно поесть.
Попасть в ванную в этом номере можно было, не проходя через спальню — наверно, потому что гостиная могла вполне служить второй спальней. Мы чуть-чуть привели себя в порядок, я влезла в костюм из суперкожи, в котором когда-то — прошлой весной — заарканила Жана, сделала похотливые глазки и… поймала себя на сентиментальной грусти по Жану. Впрочем, я перестала волноваться за Жана и Жанет. И за Джорджа тоже. Теперь я была абсолютно уверена, что найду их. Даже если они больше не объявятся в своем доме, разыщу их через Бетти и Фредди.