Фредерика
Шрифт:
— Нет, Вернон, если ты посмеешь предложить Этой Женщине быть хозяйкой бала!
— Отпусти меня, сестрица! — игриво сказал он. — Конечно, посмею, и такой уж у меня непостижимый характер, что твои угрозы не смогут напугать меня. Кстати, чем ты угрожаешь мне?
— Я бы никогда не простила тебя! Никогда! — заявила она. — Сам подумай! Какое мне дело до этих несчастных девиц?
— Абсолютно никакого, — согласился он, освобождаясь от ее цепких пальцев.
— Я даже никогда их не видела, — отчаянно сопротивлялась она. — О. до чего же ты отвратительный!
— Возможно, — рассмеялся он, — зато не такой безмозглый, как ты, Луиза. Решай скорее, согласна ты или нет?
Она с мольбой посмотрела ему в лицо, надеясь смягчить его хоть сколько-нибудь. Он улыбался, но ей
— Конечно, я сделаю все, что могу, чтобы отблагодарить тебя. Если мне удастся достать приглашения на прием к Алмакс для двух совершенно незнакомых мне девиц, я постараюсь сделать это.
— Так-то лучше! — сказал он, все еще зловеще улыбаясь, но уже гораздо мягче, — Одень Джейн по последнему слову моды и пришли мне счет, подробности меня не интересуют. Я привезу к тебе мисс Мерривилл. Надеюсь, что она тебе понравится: она не лишена здравого смысла и довольно решительная особа! Не забудь послать Чарльзу список приглашенных.
С этими словами он удалился, прикидывая, как бы сделать так, чтобы мисс Мерривилл-младшая не появилась на Гросвенор-плейс, избежав при этом возражений со стороны его властной сестрицы.
В результате проблема была решена гораздо раньше, чем он ожидал, и решена не им. Провидение в образе пса Лафры привело Фредерику в Алверсток-хауз двумя днями позже, без Черис, и в час, который лорд, отнюдь не ранняя пташка, считал не самым подходящим для визитов.
Поскольку Джессеми строго придерживался правила не пропускать своих утренних занятий, его сестры решили взять на себя прогулки с Лафрой вместо него. Они совершали с ним долгие путешествия по Лондону, и, если он не рвался с поводка и вел себя осмотрительно, когда бывал отпущен, их экспедиции проходили мирно. Выросшие на природе, они привыкли к более дальним прогулкам, чем те, что они могли себе позволить в Лондоне; здесь все было для них ново; и если погода позволяла, они устремлялись вперед, Фредерика с Лафрой на поводке, а Черис с путеводителем в руках. Они осматривали сооружения, памятники и здания, на которые эта бесценная книжка указывала, им, даже проникли в Сити, где привлекли к себе внимание, но избежали приставаний на улице. Ни один из дерзких волокит не осмелился преследовать девиц, гуляющих в сопровождении большой косматой собаки, которая поминутно рвалась с поводка, и при этом ее открытая пасть обнажала два ряда отличных острых зубов.
Через два дня после победного визита Алверстока на Гросвенор-плейс Черис проснулась с больным горлом и кашлем. Хотя она спустилась к завтраку, немедленно была отправлена обратно в постель, и мисс Уиншем объявила после третьего чиханья, что она простужена и что если не хочет заработать воспаление легких, то должна оставаться в своей комнате. Так она и сделала. И пока мисс Уиншем была занята распоряжениями о приготовлении пудинга, овсянки и полоскания для больной, Фредерика потихоньку выскользнула из дома, зная, что, скажи она о прогулке тетушке, та немедленно возразила бы, что в Лондоне нельзя вести себя так же, как в Гирфордшире. Мисс Уиншем заставила бы ее взять с собой одну из горничных или Феликса, а так как Фредерика считала себя достаточно взрослой и знала, как неодобрительно лондонские служанки относятся к долгим прогулкам, она решила незаметно исчезнуть, не сказав никому, кроме Баддля, куда идет. Баддль покачал головой, посоветовал ей взять Феликса, но удерживать не стал. Поскольку Феликс уже выманил у нее полкроны — столько стоило посещение Музея механики Мерлина (открыт каждый день с одиннадцати до трех), — его сестра благоразумно решила не навязывать ему прогулку, от которой он все равно бы отказался.
Целью ее путешествия был Грин-парк. Ни она, ни Черис еще там не были, в путеводителе он не был обозначен, как стоящий внимания объект. Конечно, в нем подробно описывался храм Конкорд, воздвигнутый здесь как часть пышных празднований 1814 года, но после того, как он четыре года спустя был разрушен, Грин-парк, по мнению Черис, не представлял интереса.
Но Фредерика, не остановленная прохладным отзывом путеводителя, решила отправиться с Лафрой туда,
Пробежав за своим четвероногим приятелем до самого парка по городским улицам и порядком запыхавшись, она с облегчением отвязала его от поводка, к которому он, похоже, и не собирался привыкать. Пес бросился вперед и стал рыскать, высоко держа свой плебейский хвост, в надежде учуять след какого-нибудь кролика. Когда Фредерика подошла к пруду в северовосточном углу парка, он принес ей палку, приглашая хозяйку кинуть ее в воду, чтобы самому отправиться за ней вплавь. Но поскольку она отказалась участвовать в этом спортивном мероприятии, он снова убежал и с восторгом обнаружил неподалеку движущиеся фигурки, которыми оказались три маленьких ребенка, игравшие в большой яркий мяч. Он любил детей и любил бегать за мячами, поэтому бросился к ним, виляя хвостом и нетерпеливо навострив уши. Он был довольно крупным псом, и его стремительное приближение сломило дух самой младшей участницы игры, маленькой девочки, и она в страхе бросилась к няне, которая в это время увлеченно сплетничала с другой няней в тени кустарника, окружавшего домик смотрителя парка. Лафра удивился, но решил обратиться к младшему из оставшихся двух мальчиков, у которого был мячик, и радостно гавкнул. Малыш Джок, презрев мужское достоинство, выронил мяч и бросился вслед за сестрой так быстро, как только могли нести его маленькие ножки. Старший брат остался стоять на своем месте, скрипя зубами. Лафра налетел на мячик, подбросил его и поймал, а затем подтолкнул его к ногам стойкого Фрэнка. Малыш Фрэнк с облегчением выдохнул и крикнул вдогонку брату и сестре:
— Он просто хочет поиграть с нами, вы, трусливые зайцы!
Затем он нерешительно поднял мячик и швырнул его как можно дальше. Он улетел не очень далеко, но Лафра, чье предложение было принято, кинулся за мячом и принес его обратно. Осмелев, малыш Фрэнк осторожно погладил его. Лафра лизнул его в щеку, и уже начала завязываться многообещающая дружба, когда пронзительный визг няни приказал ему не трогать эту грязную, бешеную собаку. Малыш Джон, споткнувшись и упав лицом вниз, принялся реветь. Когда подоспела Фредерика, она застала очень живописную и шумную сцену в полном разгаре; нянька визжала, дети рыдали, а малыш Фрэнк упорно отказывался оставить своего беспородного друга.
Повинуясь команде. Лафра подбежал к ней, неся в зубах мячик. Фредерика забрала его у Лафры и быстро прекратила нянькины вопли, проговорив голосом, привыкшим управлять большим хозяйством:
— Довольно! Вы забываетесь!
Затем она посмотрела на малыша Джона и сказала:
— Надеюсь, ты не ушибся, когда упал? Конечно, я знаю, что ты не стал бы плакать из-за того, что моя собачка захотела поиграть с тобой. Я вижу, ты уже большой мальчик, так что пожми ему лапу, и он забудет, как ты был невежлив с ним, когда побежал от него прочь. Сядь, Лафф, и дай лапу.
Послушный ее руке, Лафра сел и любезно помахал передней лапой. Слезы малыша Джона мгновенно высохли. Он в изумлении уставился на Лафру.
— Собачка дает лапу? — не веря своим глазам, спросил он.
— Конечно, дает.
— Мне! — сказал малыш Фрэнк. — Ведь я его не боюсь!
Задетый, малыш Джон заявил, что это не так, и когда вопрос был улажен и оба мальчика торжественно пожали Лаффре лапу, мисс Каролина ревниво отстояла и для себя эту честь. Фредерика отдала мяч малышу Фрэнку и покинула семейство под недобрый взгляд няньки и просьбы детей привести собачку еще раз.
Она продолжила свой путь, ничуть не смущенная инцидентом, размышляя о том, что лондонских детей, знакомых только с ручными собачками своих мамаш, можно пожалеть. Обогнув кустарник, растущий вокруг домика лесничего, она поняла, как подвел ее карманный путеводитель, ни словом не упомянувший небольшое стадо коров, которое (как выяснилось позже) было известной достопримечательностью парка. Коровы не только ласкали взгляд горожан очаровательной сельской картиной — нарядные доярки разливали по стаканам парное молоко всем, кто был готов уплатить весьма скромную сумму за это удовольствие.