Фрекен Смилла и её чувство снега (с картами 470x600)
Шрифт:
Я была в ландстинге, когда партия «Сиумут» выдвинула предложение о том, чтобы запланированный уход американских и датских вооруженных сил из Гренландии сопровождался созданием гренландской армии. Но так они ее, конечно же, не называли. «Децентрализованная береговая служба», говорили они, укомплектованная для начала теми гренландцами, которые последние три года служили сержантами в военно-морском флоте. И под командованием лучших офицеров, которые должны обучаться в Дании.
Я думала: не может быть, они так не сделают.
Предложение не прошло. «Мы находим результаты голосования неожиданными, — говорил Юлиус
Других специалистов. Самое важное всегда говорится под конец. Как бы мимоходом. В дополнении к контракту. На полях.
Сотрудниками службы безопасности на «Гринлэнд Стар» были гренландцы. Только сейчас я вспоминаю это, теперь, когда мы уже давно отплыли от платформы. То, что стало обыденным, мы не замечаем. Стало обыденным видеть вооруженных гренландцев в форме. Война стала для нас обыденным делом.
И для меня. Все, что у меня осталось, — это моя способность дистанцироваться.
Все, что происходит, происходит со мной. Боль, которую я чувствую, это моя боль. Но она не поглощает меня полностью. Какая-то частичка меня остается наблюдателем.
Я забираюсь в кухонный лифт. Со вчерашнего дня делать это легче не стало. Ведь не становишься моложе.
На сей раз можно радоваться тому, что отсутствует блокировка. Опасная для жизни система позволяет мне самой, нажав на кнопку, отправить себя наверх.
Страх при подъеме в шахте тот же, что и в прошлый раз. Та же тишина в конце пути. Пустая кухня.
Через верхнее окно проникает свет луны. Направляясь к двери, я на мгновение представляю себя со стороны. Одетая в черное, но бледная, словно белый клоун.
В коридоре слышны те же звуки. Двигатель, туалеты, дыхание женщины. Как будто время стояло на месте.
Голубой лунный свет, проникающий в салон, создает ощущение прохлады, как будто на кожу попала жидкость. Из-за покачивания судна на волнах по стенам движутся, словно живые тени, квадраты окон.
Сначала я направляюсь к книгам.
Гренландская лоция, картографический атлас Гренландии Геодезического института, морская карта Дэвисова пролива, уменьшенная в четыре раза и изданная в одной книге. «Динамика снега и ледяных масс» Колбека о движении льда. «Метеориты» Бухвальда в трех томах. Номера журналов «Мир природы» и «Варв». «Обзор медицинской микробиологии» Яветса и Мельника. «Паразитология. Справочник» Ринтека Мадсена. «Записки о тропической медицине» Дайона Р. Белла.
Я кладу две последние книги на пол и перелистываю их правой рукой, держа фонарик в левой. В разделе Dracunculus так много всего подчеркнуто ярким желтым цветом, что кажется, сама бумага стала другого цвета. Я ставлю книги назад.
В коридоре я долго прислушиваюсь у каждой двери. И все же дверь Тёрка я нахожу совершенно случайно. Я открываю ее на три миллиметра. Из иллюминатора на кровать падает лунный свет. В каюте холодно. И все же он откинул одеяло. Верхняя часть его тела как будто из голубоватого мрамора. Он крепко спит. Я захожу внутрь и закрываю за собой дверь.
Все получается само собой. Он работал за столом. Ручки положены на место, как и все, что от качки может скатиться на пол, должно быть положено на место. Но бумаги остались на столе. Стопка бумаг не настолько большая, чтобы я не могла ее унести.
Минуту я стою, глядя на него. Как и много раз прежде, с самого детства, удивляюсь абсолютной беззащитности человека во сне. Я могла бы наклониться над ним. Могла бы поцеловать его. Могла бы услышать биение его сердца. Могла бы перерезать ему горло.
Неожиданно я понимаю, что в жизни мне часто случалось не спать, в то время как все остальные спят. Я часто бодрствовала поздно вечером и рано утром. Я не стремилась к этому. Но так уж получилось.
Я уношу пачку бумаг с собой в салон. Времени на то, чтобы отнести их к себе в каюту, нет.
Некоторое время я сижу, не зажигая свет. В комнате появляется что-то торжественное. Кажется, что лунный свет создал вокруг всех предметов сине-серую стеклянную оболочку.
Найти ключ к самому себе и своему будущему — мечта каждого. Религиозным обучением в воскресной школе в Кваанааке занимался проповедник из миссии Моравских братьев — замкнутый и жестокий бельгийский математик, который не знал ни слова на диалекте Туле. Преподавание велось на ужасающей смеси английского, западногренландского и датского. Мы боялись его, но одновременно он вызывал наше любопытство. Нас научили уважать ту глубину, которая может скрываться в безумии. Каждое воскресенье он неизменно возвращался к двум темам: недавно обнаруженным поблизости от города Наг Хаммади рукописям, содержащим призыв познать самого себя, и мысли о том, что наши дни сочтены и что, следовательно, во Вселенной существует божественная арифметика. Всем нам было от пяти до девяти лет. Мы не понимали ни одного слова. И все же позже я вспоминала отдельные вещи. Особенно размышляла над тем, что мне хотелось бы увидеть космические расчеты для моей жизни.
Иногда мне кажется, что время этого пришло. Вот и сейчас. Как будто эта лежащая передо мной пачка бумаг может сказать что-то решающее о моем будущем.
Предки моей матери удивились бы тому, что ключ ко Вселенной для одного из их потомков оказался письменным.
Сверху лежит копия отчета Криолитового общества «Дания» об экспедиции на Гела Альта в 1991 году. Последние шесть страниц — не копия. Это — оригинальные, не очень четкие и технически несовершенные фотографии глетчера Баррен, сделанные с воздуха. Глетчер выглядит так, как, по слухам, и должен выглядеть. Сухой, холодный, белый, истертый, продуваемый ветрами и покинутый даже птицами.
Потом идут два десятка исписанных страниц, на которых цифры и маленькие карандашные рисунки, непонятные для меня.
Двенадцать фотографий — это копии рентгеновских снимков. Возможно, тех же людей, чьи снимки я когда-то видела на экране в приемной Морица. Но может быть, и чьи угодно.
Есть еще снимки. Они, может быть, тоже рентгеновские. Но сюжет их — не человеческие тела. На фотографии видны регулярные черные и серые полосы, прямые, словно проведенные по линейке.
Последние страницы пронумерованы от первой до пятидесятой и образуют единое целое. Это отчет.