Френдзона для бэдбоя
Шрифт:
Смотрю, как он, западая на левую ногу, плетётся к калитке. Кренится весь будто Пизанская башня. Сгорбленный, с оторванным рукавом толстовки, гармошкой сползшей по предплечью. И жалко так смутьяна становится, аж в груди саднит.
В этом вся я. Вечно мне больше всех надо.
— Да чтоб тебя… — выдыхаю вслух, задвигая подальше голос разума. — Эй! Вернись, хоть ссадины обработаю.
— Может, ещё и завтраком угостишь? — не теряется Макс.
Вот это хватка у человека! И наглости, естественно, без меры.
— Может, сразу распрощаемся? — пресекаю неудачную
Повторять не приходится. Макс возвращается довольно резво для своего состояния, а я сжимаю крепче в пальцах тощий пакет, тихо с себя же балдея. Сходила, называется, в магазин за хлебушком.
Вот что должно быть в моей голове, чтобы впустить парня в дом? Уточняю — в пустой дом, где кроме нас не будет никого. Вообще никого. А учитывая сомнительную репутацию Мартышева, добром этот акт доброты точно не кончится.
Мартышев внаглую заходит в дом первым. Я даже не успеваю привычно устыдиться нищеты. Не то чтобы хотелось казаться зажиточнее, чем мы есть, но редкие гости обычно не скрывают брезгливой гримасы. Не самое приятное чувство.
Что ж, мне повезло не видеть выражения его лица. Макс уверенно прёт вперёд по узкому коридору, оставляя грязь с подошв на свежевымытом полу.
Не сказать, что я удивлена. Просто успела забыть, что нормами приличия он предпочитает подтираться, как в принципе любыми существующими правилами.
Действительно, зачем разуваться?
Не пачкать же в этой халупе свои белоснежные носки.
При других обстоятельствах я бы не смолчала, но сейчас всё ещё пребываю в лёгком шоке от его живописного вида. Даже не знаю, что меня больше выбивает из колеи: тот факт, что я сама пригласила этого пройдоху в дом, его неожиданное согласие или отвешенный с барского плеча комплимент.
А я и поспешила растаять!
Недаром говорят, глупость заразна. Ссадины обработаю и пусть чешет.
Прописав себе воображаемый подзатыльник для ускорения, оттесняю прыткого гостя к стене.
— Дождись меня здесь. — Встаю перед Максом, строго упирая руки в бока.
Какая же я мелкая рядом с ним…
Выгляжу комично, конечно, учитывая, что Мартышев на целую голову выше ростом, но лучше так, чем потом все полы за ним перемывать.
Вместо ответа, он расплывается в волчьей улыбке, как ни в чём не бывало продолжая напирать.
— Эй? — хмурюсь. — Ты меня слышал?
— Прекрасно слышал, — кивает эта бацилла беспардонности, доставая изо рта жвачку, чтобы прилепить к стене.
И смотрит нахально. Как он смотрит! Аж щёки жаром обдаёт. Ни на кого так не реагировала. Никогда.
Бесит, гад! Как же бесит!
Пожалела на свою голову теперь, чувствую, в благодарность на место, которым думала, приключений найду. Зачем я только с помощью своей полезла? Недаром говорят: инициатива — дело наказуемое.
Стараясь не делать резких движений, пытаюсь аккуратненько так проскользнуть по стене, чтоб даже не соприкоснуться с ним ненароком. Достаточно того, что от одного его запаха внутренности непонятно крутит. Как от купленного на вокзале пирожка — так неожиданно и подло обеспечившего мне пару дней расстройства.
Внезапно
— Телефоном посветить?
— Не нужно. Сейчас свечу принесу, — торопливо отказываюсь от его намеренья увязаться следом.
Едва касаясь пальцами стены, иду в сторону своей комнаты, надеясь поскорее отыскать необходимое и выпроводить наглеца из дома, а заодно и с глаз долой. На ощупь разыскиваю в шкафу толстую свечу и аптечку.
Всё это время Мартышев ничем не выказывает признаков своего присутствия. Поразительная сознательность — решаю я между делом. На поверку очень опрометчиво.
В честь чего вдруг такая покладистость, становится очевидным, по мере продвижения назад по коридору. Пустому, попрошу заметить, коридору!
Этот троглодит! Этот идиота кусок! Этот беспардонный убийца нервных клеток! Копается в холодильнике, подсвечивая себе телефоном.
— Э-ге-гей! — кричит он, просунув голову между пустых полок. — Ахметова, у тебя здесь даже эхо с голоду откинулось. А с виду кажешься хозяйственной.
С громким стуком опускаю аптечку на стол. А хочется — ему на голову.
Легко ему говорить, когда мама — завуч, а отчим — пилот. Моей матери не стало, когда мы с Амилем появились на свет. Отец всеми силами старается нас с братом поднять на ноги, но много ли может простой сантехник? Временами одной только рыбой, что он в свободное время наловит, и сыты.
— Опачки, а тут у нас что? — делится Макс восторгом, вчитываясь в надпись на круглой упаковке. Даже на подоконнике пошарил, зараза. — Плавленый сыр сливочный. Хм-м… Не фонтан, но сойдёт.
Уже даже не слегка офигевая, смотрю, как он кладёт телефон на стол экраном вверх, открывает пластиковую крышку и втыкает указательный палец в белесую массу.
— Ты же не против накормить бойца? — спохватывается мой в край обнаглевший гость в последний момент.
Я брезгливо пожимаю плечами, с трудом пряча мстительную ухмылку.
— Стоп! — Под его недоумевающим взглядом хватаю со стола пачку спичек, зажигаю приготовленную свечу и только затем обращаюсь к своему контуженному «бойцу». — Вот теперь — bon app'etit!
Ладно, каюсь. Пожалела дурака.
Потому что при более-менее сносном освещении не заметить копошения в упаковке может только круглый дурак. А Мартышев не такой. Нахальный — да. Отвязный… ну, есть немного. Ладно, очень даже много. Процентов девяносто девять. Но точно не тупой. В тупого бы я не…
— Ахметова! — Его вопль заставляет меня подскочить по стойке смирно. «Сырок», который ни разу не сливочный, наспех запечатанный крышкой, метко летит в открытую форточку. Подозреваю, будь окно закрыто, он бы не раздумывая выбил мне стекло. — Марьям, чёрт тебя раздери! Это что вообще было?!
— Опарыши, — тяну невиннейшую улыбку.
— А сразу сказать трудно было?!
— Ты не спрашивал… — начинаю смеяться, но сипло осекаюсь, когда Макс резко вжимает меня в стену.
— Хочешь повеселиться? — говорит он негромко, но глаза при этом горят каким-то странным блеском.