Фрейд
Шрифт:
Впоследствии, как известно, Фрейд, особенно после появления в его окружении принцессы Мари (Марии) Бонапарт, смягчил свою позицию в этом вопросе. В итоге психоаналитики решили допускать в свой круг людей, не имеющих медицинского образования, но оговорили, что направить к такому психоналитику может только профессиональный врач, исключивший диагноз органического заболевания. К тому же по меньшей мере первое время психоаналитик-неврач должен работать под патронатом своего коллеги-врача.
Летом 1910 года Фрейд отправился с женой в Нордвик, на побережье, чтобы дать Марте возможность попрощаться с умиравшей матерью. Вскоре в
В эти же самые дни Фрейд встретился с Густавом Малером, занимавшим тогда пост директора Венской оперы — небывалый успех для еврея — выходца из провинциальной Богемии. Малер, живший в Вене неподалеку от Фрейда, никогда не искал до того встречи со скандальным профессором, но тут вдруг прислал телеграмму с просьбой о немедленной консультации. Однако, когда Фрейд дал свое согласие, великий композитор стал раз за разом откладывать время встречи — предстоящий разговор явно пугал и тяготил его. Наконец они встретились в одном из ресторанов Лейдена, у самой кромки моря, и во время прогулки Малер поделился с Фрейдом своими проблемами.
Судя по всему, Малер в тот, последний период своей жизни пребывал в депрессии по поводу измены своей жены Альмы (которая была младше его больше чем на 20 лет) и, возможно, страдал психической импотенцией. Фрейд во время беседы открыл Малеру, что тот сосредоточен на образе своей матери и потому порой даже свою Альму хочет назвать именем матери — Марией. По словам Фрейда, за эти четыре часа беседы он «многого достиг» в психоанализе и лечении великого пациента. «Интересно, как при нехватке времени годы анализа можно свести к нескольким часам!» — саркастически восклицает Пол Феррис. Впрочем, это было не так уж и сложно: Фрейд в ходе беседы попросту поверял биографию Малера своей собственной.
Можно иронизировать по данному поводу сколько угодно, но все знавшие чету Малер отмечали, что после встречи с Фрейдом отношение композитора к жене разительно изменилось. В нем как будто заново проснулась давняя страсть, и он посвящает молодой жене одну великую симфонию за другой. Судя по всему, проделанный Фрейдом анализ при всей его, с нашей точки зрения, банальности показался Малеру величайшим открытием и перевернул последний год его жизни. И еще один знаменательный факт: уже после того, как в мае 1911 года Малера не стало, Фрейд прислал его жене счет за свою консультацию. За что Альма Фрейда, разумеется, возненавидела.
В сентябре Фрейд отправился вместе с Ференци на Сицилию. Поездка в целом была хороша, но в итоге обе стороны оказались разочарованы и ею, и друг другом.
Ференци мечтал о том, что они с учителем целыми днями будут вести умные беседы о психоанализе и продуцировать новые идеи. Фрейд же, изрядно уставший за минувшие девять месяцев, хотел просто отдыхать и развлекаться,
Одновременно Ференци постоянно «грузил» Фрейда своими проблемами, видя в нем прежде всего психоаналитика. Ференци в то время как раз разрывался между Жизелой и Эльмой Палос — матерью и дочерью, — не зная, на ком же из них окончательно остановить свой выбор. Фрейд, понимая, что Ференци является одним из самых талантливых и верных учеников, всё это терпеливо сносил, хотя и жаловался в письмах Юнгу, что Ференци относится к нему «слишком инфантильно», то есть видит старшего, умудренного опытом человека, престарелого отца, а никак не друга и попутчика.
С Юнгом тоже не всё было гладко: тот явно не мог взять бразды управления Международным обществом в свои руки; постоянно жаловался в письмах на «интриги» и «махинации» венцев, и прежде всего Адлера. Всё это было предвестием бури, которой скоро, очень скоро предстояло разразиться.
Что касается Шребера, то в итоге Фрейд статью о нем все-таки написал, увидев в признаниях судьи о тяге к кастрации, желании стать женщиной и т. д. блестящее подтверждение своей теории бисексуальности, развития эрогенных зон, страха кастрации т. д. Хотя, как выяснилось позже, Шребер, как и его сошедший с ума и покончивший самоубийством младший брат, вероятнее всего, были жертвами «образцового немецкого воспитания», которое давал им отец, доводя муштру сыновей до патологических масштабов.
Как уже было сказано выше, на протяжении всего 1910 года Фрейд не только занимался организационной деятельностью, но и много и плодотворно работал.
Для вышедшего в мае специального «Приложения к „Медицинской газете“», посвященного пятидесятилетию давнего друга Фрейда профессора-окулиста Леопольда Кёнигштайна, Фрейд написал статью «Психогенное нарушение зрения в психоаналитическом восприятии». В статье не просто отмечалось, что неврозы могут вызывать в числе прочего и проблемы со зрением, а вводился термин «влечение к самосохранению» (или «влечения „Я“»), обозначающий базовые потребности человека, не связанные с сексуальностью. Вместе с сексуальными влечения к самосохранению были отнесены Фрейдом к группе «влечений к жизни». «Все органические влечения в нашей психике могут быть разделены, как сказал поэт, на Голод и Любовь», — пояснял Фрейд.
Осенью 1910 года вышла в свет одна из самых знаменитых работ Фрейда «Одно детское воспоминание Леонардо да Винчи» — его первый опыт психобиографии, созданный под явным влиянием романа Дмитрия Мережковского.
Статья эта является одним из самых замечательных примеров того, как ошибка при переводе или ошибочный базовый тезис может стать основанием для весьма глубокомысленных, могущих даже показаться оригинальными, но при этом совершенно беспочвенных выводов. Пытаясь дать разгадку личности одного из величайших людей эпохи Возрождения, Фрейд обращается к его детству. Для него нет сомнений, что гениальные прорывы Леонардо да Винчи в живописи, механике и других областях были сублимацией вытесненной сексуальности, а значит, объяснив характер сексуальных склонностей да Винчи, можно дать объяснение его личности и всем загадкам его творчества.