Фридрих II Гогенштауфен
Шрифт:
Затем следовали сарацины в пестрых чужеземных одеждах, за ними — музыканты с цимбалами, трубачи и барабанщики. А дальше событие: огромный слон, украшенный римским орлом, а на его спине беседка, в которой мальчик-мавр дул в серебряный горн. В качестве пика триумфа и предела унижения поверженного врага слон тащил за собой знамя Милана. Символ борьбы Милана против тиранической власти императора, символ свободы городов предали позору. Но и этого было мало!
На опущенном древке копья, привязанный к нему, сидел подеста Милана, Пьетро Тьеполо, со связанными руками. За ним, в долгом унылом шествии, следовало войско пленных со склоненными головами и босыми ногами. Не осталось и следа от слов, написанных
В праздничных звуках серебряных горнов, среди развевающихся римских орлов все эти сентенции превратились в пустые слова. Победно возвышался над всеми римский цезарь, Felix imperator. [27] Но Фридрих не удовольствовался лишь шествием, устроив еще и риторическую оргию. Рим, Рим императоров, он засыпал словесным потоком.
Рим перестал быть городом папы, нет, Рим стал городом цезаря!
Для подкрепления речей в Рим потекло золото, дабы вырвать его у папы и сделать имперским городом.
27
Счастливый император (лат.).
Вместе с сицилийским золотом и соблазнительными словами император прислал как символ победы и миланское знамя. Оно означало для императора его собственную власть и поражение ненавистного Милана.
Колесницу со знаменем римляне установили на Капитолии на пяти мраморных колоннах. Надпись перед ними сообщала:
Подарок Фридриха Второго, великого императора Рима, Отныне держи высоко колесницу к (своей) чести! Чтобы возвестить о победе императора, завоевавшего ее, Прибыли сюда трофеи, Милану на вечное посрамление. Здесь, к позору врага, стоит она для славы столицы. Любовь к Риму подвигла прислать ее в Рим.Мы имеем возможность узнать, к чему призывает цезарь римлян и Рим, остававшийся все же городом папы:
«Увеличить блеск города во времена Нашего правления… обязывает Нас могущественный разум… понимающий необходимость триумфа; Мы не смогли бы возвысить императорское величие, не возвысив при этом честь столицы, считая ее началом империи… Наше ревностное отношение утратило бы всякий смысл, если бы Мы, будучи освещены блеском (сана) Римского императора, лишили римлян участия в ликовании по поводу римской победы, если бы Мы обманули вас в результатах предприятия, которое Мы провели от Вашего имени, разгромив бунтовщиков против Римской империи под боевым кличем с именем Рима, если бы Мы блеск и славу Нашей власти не принесли бы в царственный город, который Нас, как мать сына, послал в Германию, дабы (Мы) поднялись на вершину императорского трона… Примите с благодарностью, квириты, знаки победы вашего императора!»
Данное письмо и водружение колесницы со знаменем на Капитолии можно, по мнению Отто Везе, рассматривать как пик императорской пропаганды. Кроме того, письмо является еще и опасным политическим детонатором. Рим папы объявлен Римом цезаря. Как будто не папа снабдил Фридриха деньгами и отправил в Германию, проведя от епископа к епископу. Правда, римляне с ликованием встретили Фридриха в 1212 году, но Рим вообще охотно ликует, и воспринимать это как поручение римского народа на достижение императорской власти было со стороны Фридриха бредом и грубой неблагодарностью
Вторым примером гордыни императора может служить непринятие покорности Милана после победы в Кортенуова. Как после глубокого поражения в человеке может наступить обновление, и, как следствие, начинают зреть намерения нового восстания, так и в самой победе может содержаться причина поражения, начало конца.
Победа при Кортенуова продемонстрировала отрицательные стороны характера Фридриха. Как некогда в необузданной ярости, он рассек шпорой бок простертого на земле покорившегося эмира Ибн-Аббада, так же он действовал и против Милана.
Его первой ошибкой стало чрезмерное унижение побежденных при въезде в Кремону, прежде всего бесчестье сына дожа, Пьетро Тьеполо, неизбежно усилившее враждебность Венеции. Во-вторых, вызов папе выставлением штандартной колесницы в Риме и вызывающее письмо, провозгласившее Рим императорским городом. И в конце концов, надменный отказ принять готовность Милана подчиниться. Совсем близко император находился от своей цели — территориального объединения трех своих государств — Сицилии, Италии и Германии. Он по собственной вине лишился высокой государственной цели, пожелав насладиться сиюминутным триумфом. В гордыне Кортенуова кроется причина поражений последующих лет.
Маттеус Парижский, летописец отнюдь не враждебный к императору, осуждает его: «В те дни миланцы из страха к императорскому величеству послали (людей) к своему господину и императору и просили настолько настойчиво, как только могли, чтобы он, открыто признанный ими настоящим и изначальным правителем, отвел от них немилость, положил конец раздору и взял их как своих верноподданных под крыло могучей защиты и уберег их, за что они в будущем хотели бы служить ему как своему императору и господину с должным почитанием. В знак бесконечной преданности они хотели, дабы пребывать в безопасности под рукой его милости и дабы он более не вспоминал об их прежних восстаниях, добровольно отдать ему всю сокровищницу золота и серебра; а кроме того, все свои знамена, в знак покорности, послушания и его победы сложить к императорским стопам и сжечь. Далее, они хотели ему, поскольку он отправлялся в Святую землю на службу кресту, ежегодно выставлять десять тысяч вооруженных людей на нужды церкви и к его чести при условии, что он безоговорочно помилует и оставит их и их город без изменений».
Но император упрямо отверг все просьбы и одновременно жестко потребовал от горожан безусловно покориться его воле вместе с городом и всеми своими владениями. На столь тираническое требование горожане ответили единодушным отказом, заявив: «Наученные опытом, мы страшимся твоей жестокости. Лучше мы падем под нашими щитами от меча, копья или стрелы, чем погибнем на виселице, от голода или огня». Тогда император, став неумолимым тираном, начал терять расположение многих, а миланцы заслужили похвалу».
Концентрация всех сил
Милан возобновил союз с Брешией, Пьяченцей, Алессандрией, Болоньей и Фаенцей и решился принять новый бой. Кроме того, он прекрасно осознавал: заключить мир любой ценой никогда не поздно.
Но вначале воссияло солнце императора. После триумфа в Кортенуова сдалось Лоди. Перед придворным советом в Падуе Фридрих принял покорность Вигевано, Новары и Верчелли. И во Флоренции укреплялась власть императора. Благодаря содействию императорского легата Гебхарда фон Арнштайна флорентийцы сменили миланского подесту на римлянина Анжело Малабранка, человека, преданного императору.