Фронт без линии фронта
Шрифт:
противогазы. За невыполнение -- расстрел!" Но принять радиоприемники в
течение суток для немцев оказалось невозможным -- так их было много. Легенда
о том, что в России нет радио, была опрокинута тем фактом, что даже пять
дней спустя люди еще стояли, прислонившись к фасадам домов, и терпеливо
ожидали очереди сдать приемники.
24 сентября, когда склад уже был заполнен, в очередь встал плечистый
коренастый мужчина лет сорока в простой рабочей одежде.
вошел он в глубь магазина "Детский мир", где было устроено хранилище. Он
аккуратно поставил свой приемник подальше от входа и ушел. А когда наступил
комендантский час, и все жители Киева находились уже дома, в складе
радиоприемников раздался взрыв. И тотчас же второй, еще более мощный удар
потряс воздух. Это сдетонировала взрывчатка, хранившаяся в соседнем здании,
где располагалась немецкая военная комендатура. Здание взлетело на воздух.
Под обломками погибли сотни гитлеровских офицеров, работников комендатуры и
гестапо. Сам комендант города Киева, подписавший приказ о сдаче
радиоприемников, вылетел в окно. Чудом он остался жив: протез, который был у
него вместо одной руки, самортизировал его падение.
Первый подарок Максима и его товарищей фашистским захватчикам был
преподнесен.
Вслед за комендатурой в воздух взлетел кинотеатр, в котором немецким
солдатам демонстрировали фильм о взятии гитлеровцами городов на востоке
Франции. Главное было сделано -- все, кто находился в Киеве, почувствовали:
немцы здесь только хозяйничают. Подлинным же хозяином был и будет советский
народ.
Гитлеровцы поняли, что Киев еще не покорился. Якобы для борьбы с
пожарами они стали уничтожать самые красивые, самые лучшие здания в городе.
К смерти был приговорен и "дом Гинзбурга", в котором жили Кудря и Мария
Ильинична. Его оцепили солдаты, жителей выгнали на улицу. "Дом заминирован
большевиками, немцы будут искать мины",--объявлял дворник, обходивший
квартиру за квартирой.
Был поздний вечер. Крещатик горел. Под взрывы, при свете зарева
измученные и объятые ужасом люди до рассвета таскали свои вещи и детей на
откосы и обрывы Днепра. Кудря и Мария Ильинична шли по улице, толкая перед
собой детскую коляску, в которой лежал чемодан и кое-что из одежды -- все
что они успели взять с собой. Они еще думали, что через день-другой вернутся
на Институтскую. Когда подошли к зданию филармонии, где-то сзади раздался
взрыв. Пламя взметнулось в небо. "Дома Гинзбурга" больше не существовало.
Не существовало больше и оружия, шифров, паспортов, денег, адресов,
продуктов --почти всего того,
работы.
Все надо было начинать сначала. И прежде всего искать ночлег. И тут ему
помог Лантух. Расчет, который делал Кудря на то, что люди подобного типа при
немцах обязательно выплывут и пойдут в гору, оправдался. Лантух познакомил
Максима с Гусевым -- управляющим домом No 37 по Пушкинской улице, и Кудря
получил небольшую отдельную квартиру в мансарде из двух комнат с кухней и
кладовой.
– - И чего вы выбрали эту,-- искренне недоумевал управдом.-- Брали бы
внизу -- и просторнее, и теплее, и мебель есть...
Он не догадывался, что "внизу" не было второго выхода на черную
лестницу.
Но слепая судьба разведчика готовила Максиму еще одно испытание. Оно
пришло к нему на Пушкинской улице, в двух шагах от дома, где он поселился.
Они возвращались к себе, когда Мария Ильинична увидела, как он вдруг
помрачнел.
– - Что с тобой?
– - спросила она.
– - Ничего,-- ответил Максим, глядя куда-то в сторону. Она посмотрела
туда и увидела, что к ним быстро шагает какой-то одетый в полувоенный костюм
коренастый мужчина лет сорока пяти с длинными украинскими усами.
– - А, Иван Данилович,-- осклабился мужчина.-- Здравствуйте. Как
живете-можете?
– - Здравствуйте, Тарас Семенович,-- негромко сказал Кудря, пристально
глядя ему в глаза.-- Ничего живу.
– - Вот и свиделись,-- хихикнул усатый и достал из кармана повязку
гестаповца.
– - Подожди нас на углу, Мария -- попросил Кудря,-- Я сейчас приду.
Случилось то, чего он опасался больше всего: его опознал враг. Он
наткнулся на человека, которого сам допрашивал и больше того: освобождения
которого, когда выяснилось, что улик против него нет, сам же и добился. Этот
петлюровец-эмигрант, конечно, знал, что своей свободой обязан Максиму.
– - Ну что же,-- сказал усатый,-- раньше вы меня допрашивали, теперь я
буду допрашивать вас.-- И он поиграл повязкой.-- Я гестапо, могу вас
арестовать, могу повесить. Вы тут остались работать?
– - Конечно работать,-- рассмеялся Кудря,-- а не смотреть на тебя.
Они молча посмотрели друг другу в глаза. Максиму показалось, что
гестаповец чуть иронически улыбается. "Негодяй,-- подумал он.-- Смейся,
смейся, но мне ты ничего не сделаешь, побоишься". А вслух он спокойно и
рассудительно сказал:
– - Не пугайте меня гестапо, Тарас Семенович. Это не в ваших интересах.
Я тоже кое-что знаю о вас.