Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]
Шрифт:
Толстые книги, матово поблескивая коленкоровыми переплетами, красиво выделялись на сукне письменного стола. Иван Авдеевич раскрыл том энциклопедии на титульном листе, придвинул каталог и, нетерпеливо потерев руки, обмакнул перо в чернильницу.
В дверь постучали. Человек в синей спецовке протиснулся в комнату, держа под мышкой несколько разной длины досок, покрытых вишневым лаком. Иван Авдеевич положил перо и торопливо поднялся навстречу.
— Ты вытер ноги, Петрович?
— Вытер, вытер. А как же.
— Тогда
папироску и, только сделав глубокую затяжку, подошел к хозяину, нетерпеливо топтавшемуся у книжной полки.
— Это что? — сурово спросил Иван Авдеевич. — Разве так строгают, видишь — шероховато? Переплёт у книжки оцарапать можно.
Столяр провел пальцем по указанному месту и спокойно сказал:
— Так ведь здесь сучок был, Иван Авдеевич. Зря ты шумишь. Остругано хорошо и закрашено как положено. А как же?
Иван Аздеевич посмотрел на безмятежное лицо столяра, втянул носом воздух и поморщился:
— Уже успел? Приложился?
— А как же. Сегодня воскресенье. Не твоя бы просьба, ни в жисть за инструмент не взялся.
Иван Авдеевич смягчился:
— Да ведь я что, Петрович, я к тому, что средства свои нерационально расходуешь,
— Ну, это не твоя забота, — сурово оборвал столяр. — Показывай, где полку ставить. На мой взгляд, вроде бы и негде.
— А мы буфет отодвинем. На это место и ставь. Столяр повертел в пальцах папиросу, понюхал ее для
чего-то и переступил с ноги на ногу.
— Сорок лет живем мы с тобой в одном доме, Иван Авдеевич, еще по деревьям вместе лазали. А как же… Но непонятный ты для меня остался. Вроде бы и душевный человек, и скупости за тобой не замечал. А не лежит к тебе душа. — Он исподлобья оглядел большую светлую комнату, сплошь уставленную книжными полками. — Давно хотел спросить, для чего ты их всю жизнь, как крот в нору, тащишь, неужели одному человеку возможно прочесть такое количество книг?
Иван Авдеевич качнул головой и нетерпеливо потер руки:
— Ну что ты, Василий Петрович, право, какие-то несуразные вопросы задаешь! Да и что ты в этом понимаешь? Мало ли у кого какая склонность. Я вот люблю книги. Ну что в этом плохого?
— Плохого? — столяр прищурился. — А помнишь моего Кольку? Ему, когда он десятилетку кончал, одна книжка потребовалась, в библиотеке было не взять, там на нее в очередь записывались, так он говорит: «Пойду у Ивана Авдеевича спрошу». А я говорю: «Не ходи». А он свое: «Мне, мол, книжка позарез нужна, скоро экзамен». И пошел…
— Ну и что же! — запальчиво перебил Иван Авдеевич. — Разве я его плохо принял? За стол с собой, как родного, посадил, и перо подарил вечное…
— Не спорю. И обедом ты его накормил, и перо хорошее подарил, а вот книжки не дал.
Столяр погасил
Иван Авдеевич смущенно потер руки:
— Так ведь я не из-за жадности…
— Знаю, что не из-за жадности, а из-за чего — понять не могу. Потому и говорю, что непонятный ты… — Он замолчал и взялся за молоток.
Иван Авдеевич выжидающе потирал руки, но столяр не захотел продолжать разговора, быстро закончил работу и ушел.
Хозяин огорченно пожал плечами и задумался. Но вот его взгляд упал на принесенные книги, и лицо сразу разгладилось. Он взял уже занесенный в каталог том энциклопедии, любовно провел рукой по переплету и поставил на новую полку, потом, словно художник, закончивший отработку детали картины, отошел на несколько шагов и склонил голову набок.
В этот день Ивану Авдеевичу не удалось отдаться любимому делу. Едва он принялся вписывать в каталог том Бальзака, дверь снова открылась и вошел мальчик в пионерском галстуке, ведя за руку девочку в коротком платьице колоколом, с огромным бантом на подстриженной в скобку темной головке.
— Здравствуйте, дядя Иван Авдеевич, — звонко сказал мальчик.
— Здравствуйте, дядя Иван Авдеевич, — тихо повторила за ним девочка.
Иван Авдеевич посмотрел на детей и улыбнулся:
— Здравствуйте, племяши. Что это вы сегодня такие нарядные? Какое у тебя, Лизанька, платье красивое!
Девочка молчала, уцепившись обеими руками за руку брата. Ее ножка, обутая в маленькую красную туфельку, водила по рисунку паркета.
— У нее сегодня день рождения, — сказал мальчик.
— Вот как, гм… Сколько же тебе лет?
— Семь, — опять ответил за нее брат.
— Семь? Значит, осенью в школу. Так, так… — Иван Авдеевич озабоченно потер руки. — Что бы тебе такое подарить, Лизанька? — Он беспомощно огляделся и открыл дверцу буфета. Но там, кроме сложенного вчетверо листа оберточной бумаги, ничего не было. Тогда он выдвинул ящик письменного стола и, выбрав новенькую пятирублевку, подал девочке. — На, отдай маме. Пусть она тебе купит на платье или еще что-нибудь.
Девочка равнодушно взяла деньги, а мальчик недовольно сказал:
— И чего она все молчит? Дома, как радио, без умолку болтает, спасу от нее нет, а здесь как язык проглотила. Скажи, Лизка, что тебе мама велела передать дяде Ивану Авдеевичу.
— Да, правда, что тебе дома сказали? — подхватил Иван Авдеевич и потрепал девочку по щеке.
Ободренная лаской, Лиза доверчиво подняла глаза и тоненьким голоском быстро заговорила:
— Мама сказала: «Скажи, пусть дядя Иван Авдеевич придет пить чай, а то он нас совсем забыл». А папа сказал: «Ну и пусть не ходит…» Что ты, Вовка, дергаешь, противный! Новое платье оборвешь.