Фронтовичка
Шрифт:
— Учел, что стены на машине фанерные? Да?
— Слушай, детка, — медленно продекламировал Зудин и стал играть ножом, подбрасывая его. — Не в свои дела не суйся. Здесь — война. И в лесах бывают шипиены, а также диверсанты. Они не читают газет и не делают политинформаций. До тебя дошло такое положение?
Она смотрела в зудинское некрасивое, с мелкими, стертыми чертами, будто помятое, лицо и понимала, что ненавидит его не меньше, чем ненавидит немцев. В сознании мелькнула осуждающая мысль: ведь нехорошо же… ведь он свой, русский, советский. Но она отбросила эту мудрую, урезонивающую мысль
Поблескивание лезвия становилось все нестерпимей, и Валя стремительным, точным движением перехватила нож в воздухе и быстро сделала шаг в сторону. Дружки Зудина оттолкнулись спинами от деревьев и, не вынимая рук из карманов маскировочных костюмов, медленно стали заходить к-ней в тыл. Валя понимала, что назревает что-то очень опасное и отвратительное, и ей страшно захотелось всадить этот нож в Зудина.
На дорожке послышались шаги, и Валя, удивляясь себе, натурально веселым голосом сообщила:
— Между прочим, ребята, когда-то, в сорок первом, меня учили метать ножи вот так. Смотрите.
Она повернулась, не совсем умело, по-девичьи, занесла руку и с силой пустила нож. Он блеснул на светлой прогалинке и вонзился в белоствольную, с густой чернью толстую березу.
— Так вот, надеюсь, что вы учтете этот метод.
Потом уже совсем взбешенная подошла к Зудину, прошипев: «Уйди», толкнула его плечом.
Он посторонился. Нехотя, даже удивленно. Она прошла, дрожа от ненависти.
Об этой истории она никому не рассказала, ни прибывшему вскоре командиру взвода лейтенанту Ратманову, черненькому, веселому и юркому, ни комсоргу батальона.
На занятиях Зудин и его дружки не задевали Валю, а в свободное время обходили стороной.
3
Совершенно неожиданно вернулись танкисты, сдававшие в ремонт боевую технику. Отбывавшего наказание Страхова освободили из-под стражи и вернули во взвод. Ратманов предупредил Валю:
— Ты, сержант, посматривай за ним. Чумной он какой-то. Я его не понимаю.
— А в бою он как?
— Да что в бою… Вперед не лезет, от других не отстает.
Страхов держался особняком и свои обязанности исполнял точно, но вяло. Валя старалась следить за ним, но на это не хватало времени. Может быть, она забыла бы о нем, но о Страхове напомнила Лариса.
Она работала за троих. Вставала на рассвете, возвращалась с кухни за полночь. Она пекла, варила, квасила и поджаривала, готовила квас и особый витаминный настой. И несмотря на такую трудную жизнь, явно хорошела. Пропадал жирок, глаза стали мягче и веселей.
Анна Ивановна постоянно помогала ей советами, и Лариса, сердито отказываясь от них сегодня, завтра поступала так, как советовала врач. Их отношения походили на то, с чего начиналась Ларисина дружба с Валей, но Анна Ивановна была умней и мягче. Она никогда не спорила и как будто всегда соглашалась с Ларисой, но своего добивалась.
Маленькая, худенькая, она оказалась такой же двужильной, как и могучая Лариса, и умела не только принимать бойцов в специально отведенные для этого часы, но и постоянно бывать с ними
— Задача военного врача, — говорила она комбату, когда тот сетовал на чрезмерную доброту батальонного врача, — состоит не только в оказании помощи пострадавшим или больным, но и в том, чтобы не допустить болезни, заботиться о здоровье каждого, даже здорового человека. Одним словом, вести активную профилактику.
Поэтому получилось так, что одни бойцы так и не попали на кухню за все время отдыха, а другие работали на ней по нескольку дней подряд.
По одним только ей заметным признакам Анна Ивановна отобрала для работы на кухне и Страхова. Он проболтался возле столовой полдня, обругал Ларису и вернулся во взвод. Вечером Лариса раздраженно и с явным превосходством в голосе сказала Вале:
— Слушай, разведывательный комиссар…
— Почему комиссар?
— А тебя так все называют. Ты ведь там вроде комиссара! Отделения нет, а всеми командуешь.
Валя промолчала, но не без удовольствия отметила, что положение ее во взводе определено довольно точно, и поэтому примирилась с новым у Ларисы тоном превосходства.
— Так вот, комиссарша, ты возьмись-ка за своего Страхова — паразит какой-то. Как бешеный или контуженный.
Объяснить дальше Лариса не пожелала, собралась и ушла на кухню — она все реже и реже ночевала в землянке, и Валя не удивлялась этому: кухня требует очень много времени и сил.
Утром, сразу же после умывания, Валя остановила Страхова и как можно приветливей спросила:
— Гена, что у тебя на кухне случилось?
Страхов дернулся, нахмурился и мрачно ответил:
— Да иди ты…
— Слушай, Страхов, ты сам понимаешь, что я никуда не пойду. Поэтому давай говорить начистоту. Ведь хуже будет, если об этом узнают в политотделе.
— Ты ж сама первая и растреплешься.
— Генка, как тебе не стыдно?! — по-настоящему обидевшись, воскликнула Валя и отвернулась.
Они медленно шли рядом. Где-то, далеко вправо, на высоких нотах завывали моторы и время от времени слышалось тарахтение авиационных пулеметов — шел воздушный бой. Но самих самолетов не было видно. Страхов вздохнул и задиристо спросил:
— Ты чего седая?
Отвечать не хотелось, но Валя решила, что ответить нужно, и ответить правдиво.
Когда она кончила свой рассказ, Страхов покачал головой:
— Хватила, выходит, горя.
Валя промолчала.
— А чего ж ты не доложила, что Зудин спирт схопил и меня напоил?