Фронтовое братство

Свен Хассель

— Остановим выбор на «У Лили», — решил Старик.

— А шлюхи там есть? — спросил Малыш сквозь шум.

— Сколько угодно, — ответил Штеге.

— Кончилась бы война, — вздохнул Малыш, — чтобы можно было сразу туда отправиться.

— А потом поднимем шум на весь город, — закричал Порта торжествующе. — Будем драться со всеми обормотами и ухлестывать за всеми девочками.

— Только нужно не застрять в «Полпетуха», — сказал Штиф. — Там очень приятно, и после двух кружек дортмундера понимаешь, что тебя мучает жажда.

— Давайте

поиграем в марьяж или в «двадцать одно», — предложил Бауэр, рослый мясник из Ганновера, всегда пугавшийся перед атакой. Он говорил, что нужно старательно избегать всякого риска. Риск себя не оправдывает. Утверждал, что потерял многое, став солдатом.

— Не хочу я никаких крестов, — сказал он, — ни золотого, ни железного, ни деревянного. Десять часов работы на хорошей колбасной фабрике под началом покладистого мастера, вечером хорошая девочка, партия в марьяж, пиво с парой товарищей после работы — больше ничего мне не нужно.

Играли мы с полчаса. Герхард Штиф выиграл около двухсот марок. Мы ему подыгрывали. Он делал вид, что не замечает.

— Мастерски играешь, Герхард, — засмеялся Порта. — Всех нас за пояс заткнешь.

Чтобы в игре могли участвовать все четырнадцать, мы стали играть в банк. Когда Герхард открывал нужную карту, восторг наш не знал границ.

— Черт возьми, Герхард, ты будешь богачом. Может, станешь нашим работодателем после войны, — сказал Брандт.

— Да, только давайте не забывать, что нужно совершить революцию перед тем, как вернуться домой, — предупредил Порта. И высморкался пальцами на стенную панель, куда до него сморкались многие, используя пальцы вместо платка.

Брандт придвинул бутылку к Герхарду.

— Глотните еще, герр лейтенант.

Герхард глотнул и поставил бутылку на стол так же, как мы, с уверенным стуком. Стук этот был очень важен. Он показывал, что с бутылкой ты на дружеской ноге. Ее нельзя возвращать на место как домохозяйка, капнувшая на зельц чуточку уксуса. Ты ставишь бутылку так, словно бы говоришь: «Слушай, товарищ Шнапс, твое место здесь! Черт возьми, мы с тобой можем похвастаться кое-чем, чего не знают ни Бог, ни дьявол». Служанка просто опускает бутылку. Сопляки, которые хотят порисоваться, ударяют бутылкой о стол, а люди из порта и с фронта, с больших грузовиков и заводов ставят бутылку именно с таким стуком. Свидетельствующим, что они взрослые. Это люди, которые усмехаются, когда другие разевают рот, и которым сама бутылка говорит: «Привет, старый пьянчуга!»

Унтер-офицер Хайде поднялся снова. Нагло, провокационно втиснулся между Краузе и Герхардом. Положение на минуту стало взрывоопасным. Шум, крики. Выпалив ряд оскорбительных ругательств, Хайде сел рядом с Герхардом, на то место, которое занимал Краузе. Усмехнулся, опрокинул пару стаканчиков шнапса и щелкнул языком.

— Карты Юлиусу Хайде. — Искоса взглянул на Герхарда. — Давай обдерем этих вонючек!

Герхард кивнул. Мы играли молча. Герхард постоянно выигрывал. Хайде расстроился.

— Везучий

же ты, — воскликнул он. — Я скоро окажусь на мели. Если так будет долго продолжаться, мне придется после войны стать альфонсом.

— Подумаешь, — небрежно заметил Порта. — Ты уже был им до войны.

Хайде с понурым видом сказал:

— Проигрался!

Герхард усмехнулся.

— Могу дать кредит.

— Под какой процент? — насмешливо спросил Хайде.

— По ставке, какую берут ростовщики с ненадежных типов, — решил за Герхарда Легионер.

— Это будет двести пятьдесят процентов! — воскликнул Порта, бросив на стол пикового туза.

Порта забрал весь банк. Триста семьдесят марок и четыре сигареты с опиумом.

Мы схватили пиковый туз Порты и тщательно его осмотрели. Он явно сплутовал.

Хайде и Брандт взяли кредит на ростовщических условиях.

— Умники, — насмешливо сказал Легионер. И хмуро посмотрел на Порту, сидевшего над своими деньгами.

— А ты, Гроза Пустыни, будь добр, закрой пасть, — угрожающе сказал Порта. И снова крупно выиграл. Ссудил деньгами Краузе под двести семьдесят пять процентов. Вложение денег в этого типа было весьма ненадежным, так как он являлся осужденным за трусость эсэсовцем. На Краузе имели зуб два разных лагеря, и судьба могла настигнуть его в любой момент.

— Мы устроим в Гамбурге первоклассные петушиные бон, — возбужденно воскликнул Бауэр, — и ты, лейтенант, будешь у нас главным.

— Да, снимем лучший зал, — засмеялся Штеге.

— Черт возьми, какой петушиный бой можно устроить там! — заорал Малыш. Мысленным взором он видел, как петухи убивают друг друга — а мы тем временем обманываем игроков.

За окном сияла большая круглая луна. Казалось, она смеется над всеми четырнадцатью кандидатами в покойники.

Легионер убрал со стола карты и опрокинул пинком свой стул.

— Надоело. Давайте вместо этого устроим боксерский матч!

Все тут же было организовано. В поединке должны были встретиться Малыш и Хайде. Тесьму с диванов и кресел связали концами и обозначили ей границы ринга. Двое рослых мужчин стояли наготове в трусах и пехотных сапогах. Руки им перебинтовали марлевыми бинтами. Боксерских перчаток у нас не было.

— Я расквашу тебе рыло! — пригрозил Малыш, разжигая себя.

— Я вышибу тебе мозги, — выкрикнул Хайде.

— Все будет отлично, — торжественно заявил Порта.

Легионер кивнул.

Малыш усмехнулся и начал размахивать руками.

— Господи, как не терпится уложить тебя.

Легионер удержал его.

— Никаких ударов, пока не подам сигнал. И будете вести бой, пока один из вас не окажется в нокауте.

— Само собой, — воскликнул Малыш. И шумно заходил по комнате в пехотных сапогах.

Хайде сощурился и гневно посмотрел на него.

— Имей в виду, ублюдок, я чемпион города! Ты у меня похнычешь!

Легионер ударил гранатой по пустой противогазной коробке. Это был сигнал начать бой.