Фронтовое братство
Шрифт:
— Женщинами, небось? — вмешалась Дора.
— А почему бы нет? — спросил Легионер, приподняв брови. — Торговать все равно чем. Кое-где женщин не хватает, а редкий товар стоит дорого. Встреться мы лет двадцать назад, ты принесла бы мне хорошую прибыль, толстозадая сучка. Я напивался бы вдрызг на те деньги, что заработал на себе, а ты развлекалась бы с целым батальоном в каком-нибудь публичном доме в Алжире.
— Скотина, — вот и все, что сказала Дора по этому поводу.
— Давайте еще по пиву, — предложил я.
Мы добавили в каждый стакан по двойной порции абсента.
— Он очищает
— После пьянства и торговли шлюхами, — продолжал Легионер, — после того, как перережу горло парочке типов, занятия которых мне не нравятся, тихо уйду на покой, буду жить богачом по ту сторону океана. В каком-нибудь месте, где нет гнусной полиции.
И рассмеялся этой мысли.
— Ты даже сам не можешь заставить себя поверить в это, — сказала Дора. И прикурила сигару от только что докуренной.
— Merde, что ты в этом понимаешь? Почему мне в это не верить? — Легионер взвинчивал себя. — Sacre nom de Dieu, почему я не смогу торговать шлюхами? Я мог продать даже тебя, хотя ты принесешь мне всего одно су.
— Придурок, — сказала Дора. Но не обиделась. — Хочешь, скажу, что ты будешь делать, когда развяжешься с гитлеровской войной? Бросишься в первый попавшийся французский вербовочный пункт подпишешь контракт на двадцать четыре года службы в Иностранном легионе!
Легионер посмотрел на Дору. Смотрел довольно долго. Длинный шрам, шедший от лба через нос, раскраснелся — казалось, кровь вот-вот прорвется сквозь тонкую кожу. Загасил недокуренную сигарету в блюдце с соленой соломкой.
От вращающейся двери донесся шелест. Его издавала шторка над дверью гардеробной, состоящая из нанизанных на нить раковин, какие можно видеть в Южной Испании и на Филиппинах. Ее давным-давно подарил Доре один боцман. Впоследствии он пошел ко дну вместе с линкором «Бисмарк» в Северной Атлантике.
Как-то вечером этот боцман крикнул в лицо гестаповцу :
— Плевать мне и на тебя, и на Адольфа!
И когда тот выхватил пистолет, запустил стаканом ему в голову. Стоявшая чуть позади Дора взмахнула набитым камнями чулком. Глухой удар. Через два дня гестаповца обнаружили в канаве в дальнем конце Гамбурга.
На другой день боцман ушел в море. Возвратясь, он принес Доре нить перламутровых раковин. Когда они вдвоем вешали ее над дверью, Дора продавила ногой сиденье тростникового кресла. Их это очень рассмешило. После этого они основательно выпили.
Боцман уехал в Киль. Его только что призвали на военную службу. Это было в тридцать девятом году. Дора виделась с ним еще раз перед тем, как он вышел в море на линейном корабле, названном в честь государственного мужа.
Умер боцман в ледяной воде, бранясь и крича. Чайка выклевала ему глаза, макрель объела обгорелую ногу.
— Проклятая свора! — это были последние слова, которые он выкрикнул (по-английски) перед смертью.
Легионер отпил еще глоток пива.
— Значит, вот что ты думаешь?
Голос его был странно тихим.
— Альфред, — сказала Дора необычайно мягким для нее голосом. — Оставайся со мной. Можешь валяться в постели весь день и напиваться, когда захочешь. Собственно говоря, как только сбросишь мундир, тебе незачем протрезвляться до конца жизни.
Слезы блестели в глазах этой грубой
Они походили друг на друга. Содержательница питейного заведения и ветеран, проведший пятнадцать лет В африканской пустыне.
К нашему столику подошел какой-то унтер.
— Как ты загадочна, — пьяно усмехнулся он и толкнул Дору локтем.
Легионер подскочил и одним ударом сбил его с ног. Пнул в лицо и сел снова.
— Дора, старушка, — ласково зашептал он. — Давай будем взрослыми и не станем устраивать никаких глупостей. Мы с тобой понимаем. Радужные иллюзии не для нас. Твое место здесь, среди шлюх, бродяг и пьяниц, мое — с автоматом на плече в пустыне. Но когда мы станем совсем старыми, усталыми, — спишемся и встретимся. Потом подыщем городок, где можно будет купить бар всего с семью табуретами у стойки.
Дора глубоко вздохнула и любовно посмотрела на него.
— Альфред, у нас никогда не будет бара с семью табуретами. Ты когда-нибудь задохнешься в красном песке, истекая своей грязной кровью, а я умру от белой горячки.
Труде, берлинская девица, подошла к ним и что-то прошептала Доре.
— Пошла к черту! — прорычала Дора. — Видишь же, я занята!
— Да, но это рыжий Бернард.
— Ну и плевать! — выкрикнула Дора, запустив стаканом вслед торопливо удалявшейся Труде.
Легионер поднялся, принес две бутылки и состряпал какую-то смесь. Налил это в пивной стакан Доре.
— Выпей, девочка. У всех у нас война истрепала нервы С какой стати тебе оставаться невредимой?
Завыла сирена воздушной тревоги. К ней присоединились другие.
— Воздушный налет, — сказал один из посетителей. Будто мы не знали.
Несколько человек покинули «Ураган». Похожий на мелкого мошенника чиновник сказал, что хочет дойти домой, пока не прилетели самолеты. Большинство осталось на месте и продолжало пить. Солдаты и штатские. Девицы и дамы.
Дама-шатенка спросила о бомбоубежищах. В туфлях на высоком каблуке и облегающей юбке до колен, в сероватых чулках-паутинках выглядела она недурно. Не походила на заурядную любительницу выпить.
Упали первые бомбы. Целая серия взрывов сотрясла здание. Загремели зенитки. Мы явственно слышали разрывы зенитных снарядов.
— Слышите Томми? [84] — спросил кто-то.
Мы прислушались. Да, их было слышно. Тяжелые бомбардировщики пронзительно пели, кружа над Гамбургом.
— Пошел ты с этими Томми! — выкрикнул ефрейтор со значком за обморожение на груди. — Видели б вы военных летчиков Ивана! Тогда бы поняли кое-что, тыловые герои!
— Ты кого называешь тыловыми героями? — выкрикнул один унтер-офицер и угрожающе поднялся. Вся его грудь была увешана позвякивающими боевыми наградами. Носа у него не было. Отверстие закрывал черная повязка.
84
Томми — прозвище английских солдат. — Прим. пер.