Фронтовой дневник (1942–1945)
Шрифт:
День пасмурный и прохладный. Пойду разыскивать блиндаж. Надо перебраться туда хоть на ночь.
21 мая 1943 г.
Пасмурная, холодная погода. Кругом грязь и мокро. Вчера почти весь день шел дождь. Земля раскисла и налипает на ботинки так, что не поднимешь ног.
Вплоть до обеда вчера по приказанию майора переселялся в блиндаж и устраивался там. Блиндаж высокий и просторный. Поселились мы там с завклубом, художником Никитиным. Устроились ничего, но по сравнению с тем, что было без блиндажа, – хуже. Здесь мы без людей, одиноки, как волки. Уходить вдвоем нельзя, кто-то один должен оставаться возле имущества. Воды держать не в чем. У Никитина нет котелка, и он идет за пищей с моим котелком, а потом приносит мне. Это тоже хуже. Я сам получал лучше и больше, чем приносит он.
Дел вчера никаких не сделал. В блиндаже
Чай мой тоже кончился. Там его кипятил связной в чайнике. Здесь его некому, да и не в чем кипятить.
Военные события не изменились. Судьба эскадрона решается. Может быть, сегодня придется отправляться. После завтрака пойду в штаб узнавать.
Вновь снилась Марийка. Она готовила меня куда-то в дорогу и пекла мне печенье, пироги, пирожные. Как-то снилась Зоя Совпель.
Вчера я получил какую-то странную записку из штаба партизанских отрядов о зарплате. Записка от 30 декабря 1942 года и без подписи.
Вечер. Никитин дежурит. Я сделал из патрона ПТР 135 лампочку – замечательно горит и не коптит. Замаскировал блиндаж своей плащ-палаткой – закрыл вход и пишу. Эскадрон целиком, за исключением одного взвода, забирают отсюда к 24 мая. Я не знаю, оставят меня или заберут. Жду сообщения.
Сегодня я получил письма от Юры и, наконец, от Тамары Андреевны. Юра пишет 1 мая. Умное и хорошее письмо: «Дорогой мой папа! Поздравляю тебя с праздником 1 мая и шлю горячий привет… Тамара Михайловна сейчас в Краснодаре. Я живу пока сам. Мне очень скучно одному». Очень важная фраза. Во-первых, он привык к Т. М., и ему без нее «скучно одному», во-вторых, он вообще много скучает, т. к. ему приходится оставаться «самому» часто.
135
ПТР – противотанковое ружье.
«26 и 27 числа (апреля. В. Ц.) воздушные пираты бомбили порт. Было самолетов 40–50. Много жертв оказалось в рыбзаводе 136 ». «Наступает весна. Начинает цвести сирень». «Получил письмо от мамы. Она благодарит Т. М. за то, что она сохранила мне жизнь. Ей очень хочется, чтобы я приехал к ней. … Очень хочется, чтобы война окончилась, и все стало по-прежнему хорошо. … Напиши, какую должность ты занимаешь в армии и как живешь».
Милое письмо, от которого я чуть не заплакал. Мне тоже хотелось, чтобы война кончилась, и все стало «по-прежнему хорошо». Мне захотелось обнять и приласкать родного мальчика. Юра послал письмо без конверта, склеив края. Цензура, распечатавшая его, оторвала края и еще дальше заклеила. В результате половина письма пропала.
136
Ейский рыбзавод находился рядом с портом.
Долгожданное письмо от Тамары Андреевны. Я его долго не распечатывал, зная, что оно меня расстроит, т. к. она никогда не присылала писем, которым бы можно было радоваться. Вот это письмо от 10 мая:
Мой дорогой!
Родным назвать не могу, милым ты бывал редко, а в том, что ты мне дорог, я сейчас твердо уверена. Была несказанно обрадована, получив твое письмо и узнав, что ты жив и здоров. Много тревог я пережила за тебя в первые дни оккупации. Всякий раз, слыша рассказы о расстрелянных немцами на окраине города, рисовала себе ужасные картины. Теперь все это позади. Письма твои с упреками, злые и вообще безличные. На некоторых из них можно было написать любой адрес.
Стихи мне понравились очень. Думаю я о тебе много и сильно скучаю. Все вокруг постоянно заставляют вспоминать, и некуда уйти от этого.
Забыть друг друга мы, конечно, уже не сможем. Меня обрадовало то, что ты в армии. Там сейчас все лучшее, что есть у нас. Кроме этого, я очень надеюсь по возвращении найти у тебя больше твердости, настойчивости, а главное, решительности. Иначе, несмотря на седины, о которых я часто слышу, ты так и останешься со своими вечными неудачами, со своим умением страдать и оглядываться по сторонам, ища у окружающих сочувствия. Прости, хороший мой! Я постоянно о тебе думаю, хочу видеть, жду. Желаю бодрости, здоровья и успехов, только боевых. Целую много раз.
Твоя Тамара.
Письмо, в котором она впервые называет меня на «ты» и впервые говорит: «Твоя Тамара». Это письмо повергло меня в отчаяние, и прежде я хочу разобраться в своих чувствах и мыслях и вдуматься в это письмо, которое написано, как говорится:
23 мая 1943 г.
Эскадрон расформировали. Все уже разъехались. Меня оставили в этой части, но перевели в другую роту – во 2-ю. Работать буду на прежнем месте.
Продолжаю жить в сыром и холодном блиндаже, потому что на дворе еще холоднее. У меня от сырости ужасно обострился ревматизм. Ломит колени и ниже, локти, пальцы рук, плечи.
На фронте у нас подозрительное затишье. Вчера в газете опубликована замечательная, по-прежнему хитрая речь Черчилля, в которой он говорит, что Гитлер усиленно готовится к 3-му наступлению против России и что союзники в 1943 г. должны большую часть бремени снять с России и предпринять самые решительные и скорейшие меры против планов ефрейтора Гитлера.
Сегодня ночь дежурил. Ужасно перемерз. Днем отдыхал и мало что сделал. Думаю поработать вечером.
Все думаю о письме Тамары. В конце концов, она хочет, чтобы я возвратился с войны и жил с ней. Других выводов я не мог сделать. Но я так, очевидно, и останусь страдающим человеком. Тамару Михайловну я бросить не могу. Я дал слово жить с ней. И будет преступно не сделать этого, потому что она осталась с моим сыном и сохранила ему жизнь. Потом, Тамара Михайловна меня любить будет сильнее, чем Тамара Андреевна, и жить с нею будет проще и легче. Я уже потухающий вулкан, а Тамара Андреевна требует и будет требовать вечного горения. Потом эти ее вечные капризы. А может, я ошибаюсь? Во всяком случае, я должен ответить ей отрицательно.
25 мая [1943 г.]
Вчера вечером приезжала кинопередвижка Дома Красной Армии. Была лекция и показаны кинокартины: Журнал № 8 137 и «Котовский» 138 . И лекция, и кино очень хороши.
Получил из дому от Тамары письмо от 12 мая. Оно меня расстроило. Ей не нравятся мои описательные письма, ей хочется, чтобы я объяснялся ей в любви. Написал ей ответ. Вечером решил написать еще. Вот отрывки из письма:
137
Имеется в виду «Ленинградский киножурнал» № 8 (1943; реж. М. М. Клигман).
138
«Котовский» (1942, ЦОКС; реж. А. М. Файнциммер) – биографический фильм.
Темный и холодный вечер. Сыро, мрачный, как могила, блиндаж. Ящик вместо письменного стола. Коптилка, сделанная из немецкого патрона от противотанкового ружья, слабо освещающая этот листок бумаги. Черные тени. Резкий запах портянок и спящих товарищей, вернувшихся со смены. А на поверхности, впереди, артиллерийская канонада и взрывы авиационных бомб. На мой стол и за воротник валится с потолка земля. Я сижу в шинели и пишу эти строчки. Вот картина моего сегодняшнего вечера. Вдобавок чертовски хочется есть.
Я все это сопоставляю с картинами довоенной жизни, и ненавистью наливается сердце «к бесноватому фюреру» – Гитлеру, этому «обер-тюремщику Европы» и его озверелой и одичавшей армии, разрушившей нашу светлую жизнь.
Вот сейчас над головой, словно коршун, кружится нагруженный бомбами воздушный пират, выискивая место, куда сбросить свой смертоносный груз. Возможно, он сбросит над блиндажом, и тогда через минуту не будет ни меня, ни этих записок.
Месть и ненависть – вот наши чувства. Подготовка к предстоящим боям, где нужно, не жалея жизни, уничтожать, как саранчу, своих поработителей и отвоевать право на спокойную и свободную жизнь, если не для себя, то для тебя, для Юры и для миллионов людей, подобных вам.
26 мая 1943 г.
Утро. Ветер утих. Из многочисленных облаков временами пробивается солнце. Свежо. Я уже проделал порядочную прогулку за хлебом.
Всю ночь свирепствовал холодный ветер. Я спал обувшись и мерз. Снились плохие сны: женщины и ямы, между которыми я ходил, боясь свалиться в грязь и грязную воду.
Всю ночь бомбили самолеты, и грохотала артиллерия. На рассвете часа два стоял беспрерывный артиллерийский гул, не прекращавшийся ни на секунду, летали на передовую большие соединения наших самолетов. Сегодня снова началось наступление, говорят, окончательное на нашем фронте. Затем минут на 30 артиллерия утихла – очевидно, войска пошли на штурм. А сейчас вновь беспрерывно грохочет артиллерия и летят наши самолеты. Уже разыгралось несколько воздушных боев.