Фронтовой санбат
Шрифт:
– Радиостанция работает? – спросил у стрелка-радиста.
– Так точно…
А разгрузка шла полным ходом. Пришлось несколько раз немного подвигать эшелон, потому что при прыжке с хвоста поезда, где уже начала подниматься насыпь, один танк всё-таки перевернулся.
Когда разгрузка уже подходила к концу, Теремрин приказал радисту запросить разведчиков, что там за полустанком, потому что через гул танковых двигателей донесся шум боя.
– Несколько немецких танков подошли к полустанку. Их встретили наши мотоциклисты и противотанковый взвод вместе с добровольцами
– Успели! – воскликнул Теремрин. – Теперь вперёд.
Поднявшись на тендер паровоза вместе с ротными, поставил боевые задачи. Немцы явно не подозревали о том, что вблизи полустанка выгрузился целый танковый батальон.
Ещё несколько минут, необходимых для постановки задач командирам взводов и танков, и роты, развёртываясь в боевые линии, понеслись на врага, чтобы ударить во фланг – самый действенный и результативный удар. Ведь у немцев в ту пору ещё не было достаточно эффективных средств борьбы с тридцатьчетвёрками.
Вражеский танковый батальон был разгромлен, и ушли от возмездия лишь единицы их боевых машин, те, что шли в хвосте и успели развернуться и пуститься наутёк.
Теремрин доложил командиру бригады об уничтожении врага.
Тот несколько раз попросил повторить доклад. Он не мог поверить. Теремрин не знал, что пережили за это время и комбриг, и другие начальники, которые пустили эшелон вслед за санитарным поездом, да ещё при плохой разведке.
Батальон пошёл вперёд. Была поставлена задача выйти на рубеж высоты плоская и закрепиться там, чтобы обеспечить оборону полустанка.
Навстречу попадались машины, полные раненых.
– Вот тебе и раз? А они-то откуда?
Остановился, открыл люк и подозвал старшего встретившейся машины.
– Откуда раненые?
– Из медсанбата гвардейской дивизии.
– Да вы знаете, что вы уже были почти в тылу у немцев?
– Не-ет, – испуганно ответил сержант-фельдшер.
– Где медсанбат?
Сержант стал что-то пояснять.
– А ну покажи!
И Теремрин раскрыл карту перед забравшимся на броню сержантом.
Тот с трудом, но смог показать примерное место расположения медсанбата.
– А дивизия? Где передний край обороны дивизии?
– Я не знаю. Приказали прибыть в эту тучку, ну и прибыли.
– А полки? Где участки обороны полков? Откуда раненые то поступают?
– Так в полки приказание отправили их сразу на полустанок везти. Эшелон, сказывали, прибудет санитарный. А нас собирались куда-то перевести.
Вполне понятно, что сержант ничего больше не знал. И на том спасибо.
Это было время, когда срочно перебрасываемые с других участков фронта и из резерва соединения, порой вступали в бой, едва разгрузившись из эшелонов. Это было время, когда действовавшие на московском направлении воздушно-десантные корпуса срочно переформировывали в гвардейские стрелковые дивизии и со скоростью курьерских поездов они неслись на юг, чтобы ликвидировать последствия грандиозной барвенковской катастрофы. Это было время, когда нарушилась
Между тем, колонна врага, оправившись от авиаудара наших пикировщиков, начала движение, подняв огромную завесу пыли. В эти минуту, когда передовой отряд находился фактически между жизнью и смертью, в памяти, как в стремительной киноленте, промелькнуло всё происшедшее в минувшие недели.
Всё было как в каком-то кошмарном сне.
А ведь ещё недавно готовились к действиям в тылу врага в районе Мценска, и Гулянин даже подумывал: «А вдруг повезёт и удастся повидать родных».
По боевой тревоги подняли на учения, они прошли успешно. Все понимали, что следующая тревога будет уже по-настоящему боевой. И она прозвучала…
Да вот только приказ поразил:
– Парашютов не брать!
Такое распоряжение десантники получили впервые. Чем оно было вызвано – никто не знал.
И лишь во время марша к железнодорожной станции было объявлено, что
приказано прибыть в район расположения штаба корпуса, который по-прежнему находился в Люберцах. Видимо, обстановка изменилась и предстояло действовать уже не в полосе 2-й ударной армии Волховского фронта, а где-то в другом месте.
А уже через несколько часов эшелоны стремительно понеслись в южном направлении. Мелькали знакомые города, станции, населённые пункты. Вот и Московская окружная железная дорога. Ещё немного и Люберцы…
«Куда же теперь? – думал Гулякин. – Странно, что никто из командиров ничего не знает».
Он подсел к комиссару Николаю Ивановичу Коробкину. Поинтересовался, что он думает обо всём этом.
– Трудно сказать, – неопределённо ответил комиссар.
– Может, всё-таки под Мценск, как и планировалось? – с надеждой спросил Гулянин.
– Может быть, всё может быть, – проговорил комиссар и прибавил, то ли спрашивая, то ли утверждая: – О родных краях думаешь, Миша? Хоть глазком взглянуть?
– Думаю, Николай Иванович, ещё как думаю, особенно после того, как погиб мой младший братишка. Да и ещё мысли – может учтут опыт минувших боёв и выбросят корпус в полном составе, а не по частям? Вот тогда дадим фрицам…
– Возможно, всё возможно. На юге-то обстановка накалилась. – Коробкин так ничего и не сказал определённого, да и вообще отвечал без энтузиазма.
То, что произошло под Харьковом, особенно не обсуждалось, но ведь не думать то о том не могли.
И вот ранним утром они разгрузились на станции… Первыми ступили на платформу командир медсанбата военврач второго ранга Кирилов и военврач третьего ранга Гулянин.
На путях стояли искорёженные вагоны; на месте стационарных построек остались лишь груды кирпича и щебня.
– Да, видно, жарко здесь было, – сказал Гулянин, оглядевшись. – Нужно торопиться, а то и нам достанется…
Кирилов приказал: