Фрося. Часть 2
Шрифт:
К сожалению, эта гордячка не хотела ничем делиться, поэтому она могла только кое-что выудить из Оли, но, похоже, и та не много знала.
Фрося часто до самой ночи перечитывала письма или отвечала на них.
Виктор в своём коротком послании, как и ранее, был сдержан и немногословен.
Сообщал, что плавание проходит по намеченному плану и вряд ли что-то может ему помешать в августе приехать к ней в Поставы на свадьбу к Стасу.
Недоумевал о её поездке в Москву неизвестно к кому и собственно по какому
А дальше, шли ещё более неприятные слова — он упрекал её в том, что она, лучше бы съездила в Витебск и познакомилась с его матерью, ведь он уже предупредил ту о своей женщине.
Он надеялся, что она выкроет в ближайшие дни время и осуществит всё же эту поездку: «Обнимаю и целую, Виктор.»
Фрося несколько раз на вкус попробовала последнее прощальное предложение Виктора в письме и ей оно показалось пресным.
Да и тон письма ей совсем не понравился.
Как же так, они ведь едва знакомы, толком даже не изучили друг друга и когда было.
Разве он знает её характер, вкусы, привычки… — что можно узнать о человеке посещая рестораны, театры, музеи или находясь в жарких объятьях, когда готов всё отдать и всё забыть, наслаждаясь страстной близостью, тем более, такой редкой в её жизни.
Фрося непроизвольно покраснела возвращаясь мыслями в Ленинград, в номер её гостиницы и в объятья к Виктору, и тут же простила холодный тон письма и не справедливые упрёки.
Ладно, время покажет, новая встреча, возможно, всё расставит по своим местам.
Глава 51
Неожиданно пришло письмо от Андрея, и неважно, что в нём он явно хотел покрасоваться перед матерью, мол, знай наших, бравировал своими успехами и не стесняясь, с иронией глумился над матерью братьями и сестрой, подчёркивая их забитость.
Хвалился в захлёб, как его тут ценят на работе, красуясь охотничьими и рыбацкими удачами.
Особенно не понравилось, как её сын подтрунивал над дочерьми Аглаи, которые, по его выражению: «…деревенские Дуньки собрались ехать покорять столицу сидят неотвязно над книжками, как будто можно наверстать упущенное за годы или то, что бог не дал.
Я, правда, с ними слегка штудирую материал, а вдруг повезёт и проскочат, девчонки, в принципе, неплохие…»
Фрося по тону письма определила, что сын находится в душевном раздрае, бравада эта вся носит напускной вид, что-то тяготит Андрейку, главное, к брату на свадьбу собирается приехать и это уже хорошо.
Пришло письмо и от Ривы, в котором она благодарит за фотографии, и за чуткое благородное сердце Фроси, и радуется тому, что её Ханочка прислала ей душевное письмо с фотками:
«…Фросенька, сижу вечерами около зеркала и всё больше нахожу сходство дочери со мной и душа рвётся оттого, что не могу прижать к груди свою девочку, пока остаётся
Ну, что тут скажешь, понять её можно, а вот помочь вряд ли.
От Анютки пришло сразу два письма, первое, похоже, задержалось где-то в пути.
Дочь пишет в восторженных тонах о природе Крыма, о том, как они с ребятами и девчонками работают на сборе вишни и черешни, а скоро собираются переехать на виноградники, где будут снимать урожай, предвкушая, как налопаются виноградом, потому что на вишню она уже смотреть не может:
«…Мам, если бы ты сейчас меня увидела, то не узнала, я так загорела, что стала похожа на настоящую цыганку, мы ещё умудряемся купаться в Чёрном море, какая это благодать, а вечером у нас остаётся ещё сил посидеть у костра и попеть с ребятами под гитару…»
Да, похоже, девочке там хорошо, правильно сделала, что настояла, на поездке Ани со стройотрядом, хотя конечно её очень не хватает здесь, не с кем даже словом перемолвится, а столько вокруг событий…
Ну, а что там пишет Клара Израилевна?!
Ага, это письмо похоже на доклад или отчёт.
Фрося читала и улыбалась, представляя манеры, жесты и речь бабушки Сёмки:
«…Доррогуша, сын твой в полном поррядке, хоррошо кушает, игррает с девочками, каждый день я с ним занимаюсь чтением и письмом, прравда он больше любит ррисовать…»
Да, с Сёмкой она, как говорится, «попала в десятку», обе стороны от общения получают наивысшее наслаждение и ей от этого тепло на душе.
О, Аглаша уже в Москве, что она мне пишет, боже мой, хоть бы девочкам повезло с поступлением, они же, в конце концов, не в артистки метят:
«…Фросенька, милая подружка, я так близко уже от тебя, даже не верится, что между нами какая-то ночь на поезде.
Бог даст, и мы с девчонками к середине августа подкатим к тебе, готовь побольше чая и выспись, как следует, на несколько ночей нам точно хватит разговоров…»
Ах, милая моя подруженька, как я по тебе соскучилась, хватит и чаю, и кофе, и какао, и парного молочка…
До глубокой ночи Фрося засиделась над прочтением и обдумыванием содержания писем.
Надо ложиться уже спать, а то завтра рано подниматься, а впрочем, что нельзя обо всём этом и другом подумать во время работы на огороде и в сарае…
Чем ближе приближалось время к свадьбе, тем тревожней становилось на сердце у Фроси.
Она сама не могла объяснить себе, что с ней происходит, то ли это недомогание или предчувствие каких-то неприятностей, почему сердце ни с того ни с сего начинало стремительно биться раненой птицей в клетке, то вдруг замирало и ей казалось, что не хватает воздуха.
Порой закрадывалась мысль, а не посетить ли врача, ведь после тяжелейших родов Стасика и двух других благополучных, она ни разу не была на приёме.