Фруечки
Шрифт:
– Ну что ты там мямлишь? Что придумала-то? – засмеялась Пуся.
– Я никак не могла забыть это сложное з-закавыкино варенье. «Ну из чего же она его делает», – думала я. И, кажется, придумала. Мы его всё-таки попробуем сделать…
– Это как?
– Мы сделаем сложное варенье не из одного фрукта или ягоды, как всегда, а сразу из н-нескольких.
У Пуси округлились глаза:
–
– А у нас получится? – забеспокоилась Плакса.
– Давайте, м-м-м, попробуем.
Уже через несколько дней фруечки гордо поставили на веранде банки с вкусным и необычным вареньем, которое никогда раньше не делали. Все банки были аккуратно подписаны: яблочно-черноплодное, сливово-ореховое, вишнёво-яблочное, грушево-сливовое.
– Спасибо вам, что не обиделись на меня, – сказала Закавыка, поглаживая блестящие банки. – И научили варить варенье.
– И тебе спасибо, – хором ответили фруечки.
– А мне за что?– Если бы не ты, разве бы мы догадались сделать СЛОЖНОЕ варенье!
Глава 6 Необычное рядом
– Не знаю, – задумчиво сказала Плакса, расчёсывая чёрные кудряшки. – Я ни с чем удивительным в жизни не встречалась. По-моему, это всё сказки. Нет ничего необычного.
– А я верю, что есть, – ответила мечтательно Мямля. – Иногда необычными, м-м-м, могут быть самые обычные вещи.
– Ну что, например? – выпятив губу, спросила Закавыка. Мямля мялась с ответом.
– Вот сама не знаешь, а говоришь.
Закончился день. Фруечки устали. С самого утра они боролись с гусеницами, скатывая лохматых недругов в колечки и сбрасывая с деревьев вниз.
– Уползайте в траву! Нечего листочки наших деревьев обгладывать, – топала ногами Закавыка. – Кусаконожки обжорные! Пухлостенки противные!
Это была давняя борьба. С бабочками фруечки дружили, а вот гусениц, из которых те появлялись, терпеть не могли за прожорливость.
Фруечки очень устали за день.
– Всё. Спать хочу, – зевая, сказала Закавыка. – У меня уже кучки в глазах.
– Г-глаза в кучку, – поправила Мямля.
– Ну, да.
– Пора спать.
И фруечки разошлись по домам. Плакса ещё немножко посидела у зеркала, расчёсывая кудряшки, она очень любила ухаживать за своими волосами. Потом, зевнув, легла в свою мягкую кроватку и сладко заснула. Просыпалась Плакса рано. Вот и сейчас она открыла глаза, но не сразу поняла, что проснулась. Кругом было белым-бело.
– Что случилось? – проговорила Плакса. Она села на кровати и ничего не увидела за окном. Словно снаружи повесили белоснежную занавеску.
Плакса протянула руку и поводила ей, пытаясь отодвинуть белый занавес. Но рука ничего не коснулась.
– Мы утонули в молоке? – спросила себя Плакса.
Она вышла
– Эй… – тихо сказала Плакса и опять вытянула вперёд руку. – Есть кто-нибудь?Её пальцы на руках стали едва различимы. Фруечка сделала несколько шагов назад и вернулась в домик. Затем взяла чайник, высунулась в окно и стала им размахивать, собирая воздушное «молоко». Но когда она посмотрела внутрь чайника, в нём ничего не оказалась.
– Может, это просто сон? Нужно ущипнуть себя. Так всегда делают, когда хотят проснуться.
Плакса ущипнула себя, ойкнула, потёрла больное место и решила всё-таки узнать, в чём утонул фруктовый сад и остался ли здесь ещё кто-то кроме неё. Переходя с листика на лист, она думала:
– А что если все пропали, и на свете осталась только я? Что я буду делать тогда? С кем разговаривать? К кому ходить в гости? Наверное, от постоянного молчания я стану немой.
Фруечка оглянулась. Крона сливы исчезала где-то в белой дымке. Слёзы навернулись на глаза. Но фруечка потёрла их кулачками и сказала вслух:
– Я не буду молчать. Я буду говорить вслух. Как всё странно. Вроде бы это моя слива… А вроде бы нет. Моя была не такая большая. А это какая-то огромная. У неё нет конца. Впрочем, – фруечка посмотрела вниз, – начала у неё тоже нет. Но, это всё-таки моя слива, если мой домик стоит на ней. Она просто выросла за ночь высоко-высоко. Если она росла, то почему не вырос мой домик? Мой домик… Где мой домик?
Тут слёзы снова брызнули из глаз. Казалось, она отошла совсем недалеко, но, переступая с листика на листик, не заметила, как домик скрылся в белом «молоке». Плакса пошла обратно. Она шла осторожно, внимательно смотря по сторонам, но домика нигде не было видно. Тут Плакса неожиданно увидела, что под ногами листочки вовсе не сливы, а вишни.
Сердце Плаксы застучало, как молоток: «Нужно идти обратно!»
Что-то промелькнуло в белой дымке. Фруечка замерла.
Она пыталась вглядеться, но увидеть что-либо было возможно только на расстоянии вытянутой руки. Над головой опять что-то промелькнуло. Фруечка присела. Мимо неё, плавно кружась, пролетел листик и скрылся в белом «молоке».
– Фуф. Это просто листочек.
Вокруг всё казалось таким странным, таким необычным, таким непривычным.
– Я потерялась, – подумала Плакса, медленно шагая неведомо куда. Ей становилось холодно и влажно. Ночная рубашка стала тяжёлой.
– Воды нет, а ночная рубашка сырая, – удивлялась Плакса. – Может, это я так незаметно её заплакала?
Что-то огромное стало надвигаться на неё, покачиваясь. Плакса зажмурилась. Открыв глаза, фруечка увидела ветку, по которой медленно полз Шмель.