Фуга для темной земли

Прист Кристофер

– Хорошо.

Она догладила то, что было на доске, убрала утюг и доску на место; потом минут пять повозилась в кухне, разбираясь с тем, что стояло на плите.

Я включил телевизор и посмотрел новости. На этот раз говорилось о возможной дате всеобщих выборов и независимом члене парламента правого толка Джоне Трегарте, который вызвал жаркие споры, заявив, что отчетность Казначейства искажена.

Салли допила чай и я отнес в раковину грязную посуду. Салли обрадовалась приходу Элен и обещала хорошо себя вести. Ей нравилась эта женщина и она была счастлива остаться с ней. Я вошел

в ванную за своей бритвой, Изобель сидела в воде. Я наклонился и поцеловал ее. Она ответила на поцелуй, повременив секунду или две, потом отстранилась и улыбнулась. Это была забавная улыбка; одна из тех, смысл которых мне всегда был непонятен. Я помог Салли переодеться, затем почитал ей, пока Изобель не вышла из ванной.

Позвонив в ресторан, я заказал столик на восемь часов. Разговаривая, я смотрел, как Изобель, появившаяся в банном халате, сушила феном волосы. Элен появилась ровно в семь и мы вместе отвели Салли в детскую.

Изобель надела бледной расцветки платье, которое очень ладно сидело на ней, подчеркивая фигуру, и аккуратно расчесала свои красивые прямые волосы. Она немного подкрасилась, главным образом глаза, и надела ожерелье, которое я подарил ей в первую годовщину нашей свадьбы. Она выглядела красавицей, какой я не видел ее много лет. Когда мы уже ехали, я сказал ей об этом.

– Зачем мы все-таки выбрались из дома, Алан? – спросила она.

– Я же говорил тебе. Я просто почувствовал, что мне этого хочется.

– И предполагал, что я не захочу?

– Ты же захотела.

Я заметил ее неловкость и понял, что до сих пор судил о ее настроении только по поведению. За холодностью и красивой внешностью скрывалось внутреннее напряжение. Когда мы остановились перед светофором, я посмотрел на нее. Скучной, сексуально холодной женщины, которую я видел каждый день, не было… вместо нее рядом со мной сидела та Изобель, на которой я когда-то мечтал жениться. Она достала из сумочки сигарету и закурила.

– Тебе нравится, когда я так одета, верно?

– Да, конечно, – ответил я.

– А в другое время?

Я пожал плечами:

– У тебя не всегда есть такая возможность.

– Верно. И ты не часто даешь мне ее.

Я заметил, что пальцами свободной руки Изобель поглаживает ногти той, что держала сигарету. Она сделала затяжку.

– Я помыла волосы и надела чистое платье. Ты сменил галстук. Мы едем в дорогой ресторан.

– Мы и прежде бывали в ресторанах. Несколько раз.

– А как давно мы женаты? И вдруг такое событие. Сколько ждать следующего раза?

– Можем позволять себе это почаще, если хочешь, – ответил я.

– Хорошо. Давай, раз в неделю. Заведем такой обычай.

– Ты ведь знаешь, что это непрактично. А что будет с Салли?

Она закинула руки за голову, сгребла ладонями свои длинные волосы и сильно их натянула. Я то и дело поглядывал на нее, отвлекаясь от дороги. Сигарета во рту, губы немного искривлены.

– Ты мог бы нанять домработницу.

Некоторое время мы ехали молча. Изобель докурила сигарету и бросила окурок в окно.

Я сказал:

– Тебе незачем ждать, пока я приглашу тебя куда-нибудь. если ты заранее позаботишься о своей привлекательности.

– Ты никогда прежде не обращал

на это внимание.

– Обращал.

Это было правдой. Очень долгое время после женитьбы она прилагала массу усилий, чтобы сохранить привлекательность, даже во время беременности. Я восхищался ею, даже несмотря на возникавшие между нами преграды.

– Я отчаялась в возможности тебе нравиться.

– Сейчас ты мне очень нравишься. – сказал я. – У тебя на руках ребенок. Я не могу требовать, чтобы ты все время была так одета.

– Но ты требуешь, Алан. Требуешь. В этом вся проблема.

Я был признателен ей за этот разговор не по существу. Мы оба прекрасно знали, что манера Изобель одеваться приподнимала самый краешек нашей проблемы. Я лелеял образ той Изобель, которую увидел впервые, и у меня не было охоты с ним расставаться. Он жил во мне и на мой взгляд в определенных пределах это присуще всем женатым мужчинам. Истинную причину отсутствия у меня интереса к Изобель мы никогда открыто обсуждать не решались.

Мы посидели в ресторане, съели поданные блюда. Ни одному это удовольствия не доставило. Разговор тоже не клеился. По дороге домой Изобель сидела молча, пока я не остановил возле дома машину.

Только тогда она повернулась и посмотрела на меня. Выражение лица было прежним, но теперь с затаенной улыбкой.

– Нынче вечером я была просто еще одной твоей женщиной, – сказала она.

Двое мужчин приволокли меня к баррикаде. Я повис на их плечах и пытался переставлять ноги, но перенос веса тела на растянутую лодыжку отзывался сильной болью.

В баррикаде открыли проход и провели меня за нее.

Там было несколько человек. Все с карабинами. Я попытался объяснить, кто я такой и зачем хотел войти в городок. Не обмолвившись ни об афримах, ни о своих страхах о том, что Салли и Изобель находились у них в руках, я сказал, что разделился с женой и дочерью. Мне вроде бы удалось убедить их, что я имел основания искать их именно здесь.

Мои пожитки обыскали.

– Ты просто грязный оборванец, кто же еще? – сказал один молодой мужчина. Остальные одарили его взглядами, которые показались мне осуждающими.

Я ответил, стараясь говорить спокойно:

– Я потерял дом и все, чем владел. Несколько месяцев был вынужден жить, где придется. Для меня было бы счастьем принять ванну и сменить белье.

– Все в порядке, – сказал другой. Он куда-то в сторону мотнул головой и тот молодой мужчина отошел, сверкнув на меня взглядом. – Кем вы были до того, как вас выгнали из дома?

– Вы имеете в виду мою профессию? Я преподаватель колледжа, но некоторое время был вынужден заниматься другой работой.

– Вы жили в Лондоне?

– Да.

– Есть места и похуже. Вы слышали, что творилось на севере?

– Слышал. Вы позволите мне войти в городок?

– Возможно. Однако прежде нам необходимо побольше узнать о вас.

Мне было задано еще несколько вопросов. Я не отвечал на них с полной искренностью, но старался добиться ответами расположения к себе. Вопросы касались моего возможного участия в войне. Меня спрашивали, не подвергался ли я нападению вооруженных отрядов, не занимался ли я диверсией, какой из воюющих сторон я предан.