Фуга
Шрифт:
Какая-то новенькая с темными глазами, черными волосами и в не по росту большой кожаной куртке так и сидела на полу, не двигаясь, глядя куда-то в их любимое ничто. Рысь поморгал – он же ее недавно видел. Совсем недавно. А, точняк, на рынке. Надо бы с ней поговорить, да в тот раз отвлекли.
Он сел на корточки и тихо положил руку ей на плечо:
– Тебя как зовут, а? Очнись давай. Давай-давай-давай, нечего, утречко, все шустро собираются, ты сейчас тоже шустро соберешься, пойдешь в столовую, обретешь там хлеба с
Вот так трепаться за двоих Рысь мог часами, но на сей раз не понадобилось: девочка кивнула, чуть отодвинулась и ответила:
– Меня зовут Джо.
– А где ты?
– В зале вроде…
– А меня как зовут?
– Рысью зовут вас, – она не понимала, шутит он или нет, и на всякий случай нахмурилась, – вас же все знают. И вы представлялись.
– Ты представлялся, – поправил ее Рысь и мысленно поставил галочку. Ну вот, ура, кого-то вытащил с утра пораньше, про день спросил, теперь идти смотреть, чтобы в столовой было мирно, всучивать людям книги и так далее.
Он уже встал, когда Джо вдруг робко сказала:
– А я хотела спросить…
Все они хотят. Сейчас начнутся всхлипывания про родной дом, или про память, или мальчик понравился впервые в жизни, или кровь проступила, где не надо, – да мало ли вопросов может возникнуть у девочки пятнадцати лет! А та определилась и повторила уже требовательно:
– Так можно вас спросить?
Вот это наезд! Рысь фыркнул, потянулся было растрепать ей волосы, но девочка выскользнула из-под руки, как кошка. Покосилась тоже по-кошачьи, испуганно и зло одновременно, и все-таки соизволила поделиться:
– У вас бывает, что проснулся и темно? То есть всегда было темно и всегда будет, только ты не понимал. И ничего не станет хорошо.
«О как отлично! Главное, не кровь».
– Это по осени такая ерунда, – сказал любимым своим отстраненным тоном, вроде сочувствовал, а вроде и не квохтал. – Надо, короче, просто брать кого-то за руку и засыпать, а утром будет лучше.
– Но это же бездонное, как пропасть.
– Оно бездонное, пока ты туда смотришь. А ты отвернись. На фига оно тебе?
Джо вздохнула и не ответила. Ну конечно.
– Зайди в мансарду ко мне через час-другой, – попросил Рысь и встал, – поговорим, а то в тот раз не успели.
– А, ладно, – сказала она тоном человека, который плохо помнит, на каком он свете, – да, хорошо. Зайду.
Да чтоб его.
Роуз стояла у выхода из мансарды в коричневом плаще с рюкзаком наготове и ждала. Уже собрала волосы в хвост и надела серьги, уже закрылась наглухо, будто не с ним спала в обнимку еще два часа назад.
– Там дождь, – сказал Рысь без выражения.
– Я знаю, милый.
Они поцеловались на прощанье. Где-то на лестнице
– До вечера, – сказал он Роуз в спину, и она обернулась на ходу.
– Я зайду днем. И я забыла термос. И знаешь, милый, тут же Яблоко пришел.
Рысь замер. Кивнул. Яблоко так Яблоко. Пойти в мансарду и покончить с этим быстро.
– Привет, – сказал Яблоко и пожал плечами, и Рысь откликнулся дурацким полуэхом:
– И тебе привет.
Яблоко рассмеялся меленьким старческим смехом – Рысь ненавидел его с самого начала.
– А я ос разбудил, – поделился. – А у тебя как дела?
Он сидел на их с Роуз кровати, болтал ногами – серенький, невзрачный, вроде какой-то даже сгорбленный от незначительности, а ухмылка такая по-кошачьему довольная, что врезать хочется. Уксусная ухмылка, а волосы белей бумаги, белей простыни. Блеклыми серыми глазами он все смотрел на Рысь и не моргал. Рысь не глядел на него дольше нескольких секунд.
– Как дети твои? Всё растут, я вижу?
– Растут, – откликнулся Рысь. В горле пересохло, и он плюхнулся на пол у стены, начал отпускать лямки рюкзака – длинней, длинней, длинней, самые длинные. Пальцы не слушались, Рысь чертыхался про себя, а Яблоко наблюдал за ним прохладным взглядом – как будто на поверхности воды шла легкая рябь. Ветер – не ветер…
– То есть насчет нашего условия ты не раздумал? – уточнил он, и Рысь, как всегда, захотел заорать: «Раздумал, выкуси! Что ты мне сделаешь сейчас, а, что? Что ты нам сделаешь? Думаешь, если весь такой красивый, то морду тебе уже не набьют?»
– Нет, не раздумал.
Рысь нарочито медленно зафиксировал лямки, оправил футболку и взглянул Яблоку в глаза.
И все закончилось.
II
В Асне шел дождь. Он накрыл город тихим, мерным шелестом, который приглушил все прочие звуки. Вода пропитывала почерневшие ветви деревьев, дома, красные ягоды на кустах, листья, плащи прохожих и рыхлую землю. Началась осень. Асн был окружен лесом, как все города в здешнем краю, и в такую погоду Томасу, городскому мастеру, всегда казалось, что ничего, кроме леса, не существует.
Этим утром Томас сел на постели и в темноте услышал глухой шум.
Ну вот и все.
Город обрушивался на него десятком запахов: запахом прорезиненных плащей, опавших листьев, запахом пыли и старого дерева, запахом пирога у кого-то в духовке, первого льда на лужах, влажного пара, который выдыхаешь, когда холодно.
Томас кивнул:
– Доброе утро.
В этом и состоит работа мастера – общаться с городом. Мастер – каркас, мастер – опора, мастер – сердце. Не будет мастера – и города не станет.