Фуко за 90 минут
Шрифт:
За тысячу миль, на другом континенте Фуко был потрясен произошедшим. Но его отстраненность от событий в Париже дала ему возможность размышлять о том, что произошло. Он пришел к выводу, что появлялся новый вид политики, спо собный изменить общество. С этого времени Фуко стал активно интересоваться политикой и поверил в то, что философия должна быть инструментом политики. На дворе были шестидесятые: все ставилось под сомнение, все было возможным. Когда Фуко заинтересовался деятельностью молодых активистов, они, в свою очередь, заинтересовались последними философскими подходами, предложенными «новым Кантом». С тех пор аудитория Фуко значительно расширилась. Его работы были переведены на все основные языки,
Позднее, в 1968 году, Фуко вернулся в Париж.
Ему уже исполнилось сорок, и его начала сильно волновать его стареющая внешность. Его раздражали выпадающие волосы, и Фуко решил побрить голову. Он также начал носить белый свитер с воротникомполо и вельветовый костюм, «чтобы не надо было гладить». Так появился образ философа в очках, лысого и «шикарно небрежного». У его идей появилось лицо — и родилась легенда о Фуко.
В Париже Фуко получил должность в сверхсовременном экспериментальном университете Венсенн, который находился на восточной окраине города. Его официальным званием было «Председатель философского факультета» (профессора уже не в моде, в моде Председатель Мао).
Французская система образования давно нуждалась в реформе. Все было настолько регламентировано, что говорили, что в одиннадцать часов утра министр образования могточно сказать, какую страницу какого учебника изучают в каждом классе по всей Франции. Университет Венсенн должен был положить дорогу в мир нового образования. Он управлялся не строгими декретами (подобными тем, с помощью которых руководил своим медицинским колледжем отец Фуко), а «совместной работой».
Фуко вскоре удалось устроить Дефера на факультет социологии, как раз перед первыми студенческими волнениями. Университет превратился в поле боя между маоистами, коммунистами, марксистами, а позже — отколовшимися от этих течений группами, которые собирались в кампус со всего Парижа. (Ветка метро, ведущая с левого берега Сены, даже стала известна как «партийная ветка».) Но полицейские, будучи невинными жертвами неправильной системы образования, не имели другой альтернативы, кроме как действовать известными им способами. Они не щадили слезоточивого газа и дубинок, чтобы разогнать демонстрации. Теперь Фуко получил возможность взобраться на баррикады в своем стильном вельветовом костюме. Увы, знаменитая лысая голова и белый свитер-поло сделали его заметной целью, и ему посчастливилось отделаться лишь грубым обыском со стороны шпиков.
Но теперь у Фуко были почитатели в высших кругах. Некоторые видели в нем восходящую звезду французской интеллектуальной мысли, который заменит стареющего Сартра на международной арене. Его кандидатура была выдвинута на пост профессора знаменитого Коллеж де Франс, который был основан в XVI веке. В этом уникальном учебном заведении работали пятьдесят профессоров — специалистов во всех областях, от физики до музыки. Колледж не предоставлял ученых степеней, но взамен профессора получали возможность прочитать курс лекций, разработанный ими самими. Эти лекции были открыты для всех и собирали выдающихся специалистов в каждой области.
Настойчивость влиятельных кругов обеспечи ла Фуко место преподавателя на недавно созданной кафедре. Как сказал один из важных профессоров факультета, колледж «прикладывал все усилия, чтобы не упустить гения». Благодаря его исключительной специализации, Фуко было разрешено самому назвать свою должность, и он стал «профессором истории систем мышления».
Лекции Фуко в Коллеж де Франс и его работы этого периода были возвращением к ницшеанскому основанию его философии. В «Генеалогии морали» Ницше проследил развитие современных этических концепций от их источников.
Так, например,
Теперь он обращает внимание не на эпистемы, а на «дискурс» любого знания. Дискурс — это стремление к истине, но он обычно отрицал все, что было за рамками понимания. Почему?
Потому что все, чего человек не мог понять, было буквально «бесполезным». Знание всегда имело цель, его характеризовало желание доминировать или присваивать. Оно не было неким нейтральным абстрактным объектом. К знанию стремились, чтобы использовать его; оно было могущественным и изменчивым. Это привело Фуко к концепции «знания-силы», показывая, как неразрывно эти два понятия связаны между собой. Таким образом, стремление к истине было лишь скрытой вариацией стремления к силе, первого человеческого стимула, который являлся центром философии Ницше. «Генеалогия» Фуко предпринимала попытку проанализировать отношения между силой и каждым конкретным «знанием».
Но идея Фуко расходилась с теорией Ницше в одном важном вопросе. Для Фуко сила не принадлежала индивидам, подобным знаменитому «сверхчеловеку» Ницше. Фуко признавал, что важнейший аспект силы лежит в области социальных отношений. Личности могут обладать силой в форме доминирования и принуждения, но, что более важно, сила была также вовлечена в создание и использование знания. В сложной системе современного общества со множеством сдержек и противовесов эта теория представляется более адекватной.
Изменения и передача власти создают пространства, где могут возникать дискурсы. Эти знания и все теории вообще являются условными.
Условным является также и разделение на истину и ложь внутри конкретной области знания.
Оно развивается, растет, подвергается неожиданным переменам — у него есть своя генеалогия. И поскольку это разделение зависит от окружающих обстоятельств, условны и критерии истины в данном знании.
Понятие абсолютной истины вновь неизбежно подорвано. Но относительность этих истин все еще подчиняется ранее упомянутым условиям.
Каждая конкретная истина является истиной для того конкретного момента, когда она была осознана.
Эта истина может содержать в себе недостатки, пробелы и даже противоречия, но до тех пор, пока она применима к соответствующей области знания, она будет оставаться общеприня той. Другими словами, она работает, пока она соответствует требованиям силы.
История изобилует подобными примерами — от птолемеевской системы мира, которая продолжала оставаться общепринятой более тысячи лет, до еще более долгой истории алхимии. Такая концепция истины применима и к современным теориям «точных» наук. Несоответствие между квантовой физикой (которая в основном применяется для субатомных уровней) и классической механикой (которая продолжает повседневно использоваться даже в комплексном машиностроении) очевидна для всех ученых. Но «истины» обеих систем продолжают применяться, даже несмотря на то, что они признаны взаимоисключаемыми, потому что обе эти системы обладают силой создавать знание, которое может затем быть действенно использовано. Ни квантовая, ни классическая физика не предлагают абсолютной истины, и их сосуществование находится за рамками логики. Поэтому в этом смысле условными являются даже последние достижения науки.