Функциональное чтение. Теория и практика
Шрифт:
Некоторое время назад стало очевидно, что грамотностей стало слишком много. Причина в том, что «к началу XXI века стало понятно, что устарело и предметное содержание школьного образования, сформировавшееся в середине прошлого века. Различные профессиональные и общественные группы начали указывать на это отставание и настаивать: дополнительные знания должны быть включены в обязательную школьную программу, они являются новой грамотностью. К 2010-м годам список таких „новых грамотностей” насчитывал более 50 наименований, включая финансовую, медицинскую, цифровую, правовую, экологическую и другие “грамотности”» [9, c. 9], и всем им – это особенно важно – нужно учить. Иными словами, список того, чему нужно учить в современной школе и какие
• коммуникации;
• коллаборации (или сотрудничеству), понимаемой как процесс совместной деятельности в какой-либо сфере двух и более людей для достижения общих целей, при которой происходит обмен знаниями, обучение и достижение согласия (консенсуса);
• критическому мышлению, куда «зашито» чтение и письмо;
• креативности.
Разрабатывая концептуальную рамку предложенной стратегии, исследователи пришли к выводу, что понятие «новую грамотность» необходимо конкретизировать, разведя понятия, его составляющие на две категории:
• базовая инструментальная грамотность;
• базовые специальные современные знания и умения.
Остановимся на первом понятии и вспомним, что термин, в общем, не нов, но современными исследователями он несколько уточнен словом инструментальная. Необходимость этого уточнения вызвана тем, что во внимание приняты современные инструменты коммуникации, определяющие форматы взаимодействия человека с человеком, текстом, а также способы передачи информации: человек – человек, человек – гаджет. Заданная таким образом рамка исследования позволила определить, что в базовой инструментальной грамотности присутствует три составляющих (три грамотности):
• «читательская (читать, писать) – способность воспринимать и создавать информацию в различных текстовых и визуальных форматах, в том числе в цифровой среде (literacy + digital literacy) (на естественных языках);
• математическая (включая работу с данными) – способность применять математические инструменты, аргументацию, моделирование в повседневной жизни, в том числе в цифровой среде (numeracy + data literacy + digital literacy);
• вычислительная и алгоритмическая – способность воспринимать и создавать информацию на формальных языках, языках программирования (computational literacy)» [9, c. 18].
Обратим внимание на то, как сегодня определено понятие «читательская грамотность». Мы традиционно трактуем его так, как это принято в международных исследованиях:
• PIRLS: читательская грамотность – способность понимать письменную речь во всем разнообразии ее форм для целей, определяемых обществом и/или ценных для индивида;
• PISA: читательская грамотность – способность человека понимать и использовать письменные тексты, размышлять о них и заниматься чтением для того, чтобы достигать своих целей, расширять свои знания и возможности, участвовать в социальной жизни.
Что добавляет к этим ставшим уже привычными определениям новая трактовка? Во-первых, читательская грамотность связывается не только с чтением как практикой, но и письмом. Быть грамотным в области чтения (а literacy переводится именно так) – значит уметь воспринимать информацию (т. е. владеть чтением-техникой, т. е. уметь декодировать написанные тексты и переводить их в устно-речевую форму) и чтением-пониманием (т. е.
Что еще бросается в глаза даже при самом беглом сравнении нескольких различающихся между собой толкований читательской грамотности? В определении появилось слово «информация», а не «письменный текст», «письменная речь». Мы можем предположить (только предположить!), что это слово трактуется как общенаучное понятие (см. приведенное выше определение А.А. Леонтьева), обозначающее в самом широком смысле обмен сведениями, однако нигде в докладе это не обозначается. А замена существенная. Почему она произошла – вопрос, требующий дальнейшего серьезного исследования. Однако очевидно одно: новая трактовка понятия «читательская грамотность» отмечена налетом прагматики. Возможно, это произошло потому, что чтение как практика, не выдержав конкуренции, перестало занимать значительное место в структуре досуга современного человека. Возможно потому, что в современном мире изменился и сам характер чтения: оно приобрело и продолжает приобретать инструментальный характер. Хотя справедливости ради нужно отметить, прагматика присутствовала и в определении читательской грамотности (PISA): глагол «использовать» в ее формулировке указывает на функциональные, прикладные аспекты работы читателя с текстом. Однако этот аспект нивелируется, сглаживается следующим глаголом – «размышлять», указывающим на активность читателя, подчеркивающим его субъектность. К сожалению, данного акцента в новой, предлагаемой в международном докладе трактовке термина нет.
Хотя в России есть исследования, в рамках которых предлагается развести понятия «читатель» и «субъект чтения». Автор предлагаемого разделения – психолог С.А. Шаповал – полагает возможным с учетом специфики текстов и ситуаций обращения к ним «оставить понятие „читатель” только для описания общения человека с художественным текстом, а для описания взаимодействия человека с любым другим (т. е. нехудожественным текстом) и процессов получения информации с помощью текста принять понятие “субъект чтения”» [6, с. 78]. Таким образом, по мысли исследователя, можно будет можно дифференцировать сферу эстетики и сферу прагматики в читательской деятельности. Для нас в приведенной цитате важен не тот факт, что исследование есть, но его результаты не внедрены в массовую практику, а тот, что даже при таком разведении понятий акценты поставлены на том, что в процессе чтения любых (и художественных, и нехудожественных текстов) главное: читающий мыслится как субъект деятельности.
Конец ознакомительного фрагмента.