Функция: вы

Домна Юлия

– Атрибуты, – повысил я голос, заглушая его. – Атрибуты можно использовать только так, как задумал их создатель. Без совпадения намерений это антиквариат на полке. Или… неужели искра делает что-то опасное? Ты знаешь?

Луч света плыл сквозь деревья.

– Как ее используют в Эс-Эйте?

Ариадна молчала.

– Какой у искры предикат?

На секунду я подумал, что врезался в невидимую стену. Не столько больно, сколько неожиданно, – но это оказалась черная застывшая спина.

– Не важно, – бросила Ариадна, хотя вся ночь была об

обратном. – Я не знаю, как ее используют в Эс-Эйте, но это ни на что не влияет. У каждого своя оптимизирующая функция. У тебя. У меня. У нее.

– Тогда что мы, черт возьми, здесь делаем?

– Именно это, – обернувшись, ответила она с тем чужим незнакомым нажимом, что взволновал меня вчера в мансарде. – Это и делаем. Оптимизировать – в том числе, значит минимизировать ущерб. Хватит останавливаться. Мы почти пришли.

Я упрямо глядел и молчал, потому что в этот раз она остановилась первой.

Наконец, между деревьями начало светлеть. Темноту разжижал рассвет в соседнем часовом поясе. Когда стволы расступились, Ариадна остановилась. Выйдя из-за ее спины, я случайно пнул камушек. Тот отскочил и покатился вниз.

Вниз, вниз, вниз.

– Ух ты!

Мы стояли у обрыва, а внизу лежало мазутное озеро с тянущейся к горизонту пуповиной реки. На противоположном берегу вереницей фонарей лежал, по всей видимости, тот самый палаточный лагерь, в котором обещали тишь, и гладь, и единение с дикой природой. Я не думал увидеть его сейчас.

Склон оказался не так драматичен, как нам с камушком показалось. Он нисходил к воде заросшими выступами, похожими на огромные древесные грибы. В их стоптанности угадывалась тропинка, в конце которой я заметил домик. Маленький, на сваях, возможно рыбацкий, – сверху я различал лишь треугольную крышу, слегка загнутую, как у пагоды, и кусочек запустелой веранды над водой.

Ариадна выключила фонарь, опустила его на землю.

– Я привезла ее сюда по просьбе Эрнста. Но, когда он сказал мне сделать это, я не знала, что везу.

И пока я припоминал, что Эрнстом, кажется, звали Минотавра до Минотавра, которого я не застал, она подошла к краю и просто шагнула с него. На выступ снизу, конечно, – но мне перетряхнуло все кости. Ариадна даже не пыталась уловить разницу между безопасным эскалатором и крутым спуском с обрыва.

– Они везли искру в Эс-Эйт тремя раздельными группами, но на самом деле все контейнеры были пусты. Ее уже несколько раз пытались украсть, так что это была уловка. На всех одновременно напали. Эрнст погиб. Поэтому все считают, что другая искра была похищена в тот день.

Я слушал, и морщился, и сползал следом.

– Феба и Константин знали, что это не так. Они были среди перевозчиков. Но если бы они пытались опровергнуть это, то мгновенно навлекли бы на себя подозрения. Они стали заложниками собственного знания и прожили так еще пять лет, пока Эс-Эйт не запросил у Дедала вторую искру.

– Но как ты все поняла?

–

Стефан понял.

У меня подвернулась нога. Взаправду, моя собственная. Одно это имя было оглушительнее, чем молчание по двум другим. Особенно когда его произносили вот так: а, Стефан, да, конечно, Стефан-то да…

Как будто она не умерла вместе с ним три года назад.

Когда мы спустились к домику, палаточный лагерь оказался ровно напротив, через озеро. Если бы сейчас был день, все видели бы нас, а мы всех.

– Они ведь смотрят сюда, – вдруг понял я, пройдясь по обветшалой дощатой веранде. – Рыбачат на пристани, катаются на лодках и думают: да это самый интригующий рыбацкий домик на свете, почему бы не подобраться к нему поближе?

– Да, – ответила Ариадна. – На то и расчет.

Я поглядел на нее, затем на деревянную, вполне обыкновенную дверь, ведущую в темный, явно заброшенным дом, и на всякий случай уточнил:

– Привлекать внимание обычных людей к чему-то, что никто не должен найти?

– Кому-то.

– А?

– К кому-то, кого никто не должен найти.

– Ко?.. Так. Ладно. Я все.

Я протер лицо ладонями и отвернулся. Отошел к краю веранды. Медитативно вдохнул.

– Что бы это ни значило, я просто подожду здесь. Делай, что считаешь правильным. Забирай искру, если это необходимо. Идет?

– Я не буду забирать ее. Вместе с искрой Эрнст дал мне…

– Не важно, – почти воскликнул я. – Мне… мне надо подумать. Немного подышать. Я уже понял, что все это происходило раньше, но… не со мной. Мне нужно время, чтобы как-то… осознать твои слова. Хорошо?

– Хорошо, – эхом откликнулась Ариадна.

– Тогда… меня здесь еще даже не было… – пробормотал я, чувствуя, что извиняюсь.

– Хорошо, – равнодушно повторила она.

Я облокотился на необработанные, полные заноз перила. За спиной скрипнула и пробуксовала внутрь дверь.

Восемь лет моя жизнь в лабиринте была как стоячая вода. В ней, конечно, что-то цвело, но никуда не уходило, ниоткуда не прибывало. Ведь там, где нет будущего – еще вчера думал я, – и в настоящем не могло произойти ничего экстраординарного. Это у других, ярких и важных, два идущих подряд календарных дня решительно отличались друг от друга. Я же любил слушать об этом истории. Но, как бы сильно они ни впечатляли, честно, я никогда не хотел быть частью их.

– Господи…

Я вымученно обернулся. Уже пару минут Ариадна была внутри, но в окнах я не увидел ни света, ни движения. Конечно, в этом не было ничего удивительного – и лабиринт со стороны выглядел историческим пятиэтажным зданием на углу. Милый рыбацкий домик был лишь фасадом, верно. Но чего?

Я медленно подошел. Дверь была приоткрыта. Я толкнул ее, и со ржавым скрипом передо мной раскрылась тьма.

– Ариадна?

Я шагнул внутрь. Под ногой что-то хрупнуло. Я никогда не давил крысиные черепки и не знал, как они разламываются, забиваясь крошевом в рисунок подошвы, но почему-то сейчас подумал именно о них.