Функция
Шрифт:
Пацанами мы часто там играли. Раскладывали на рельсах гвозди и монетки, ждали прохода состава и собирали расплющенные металлические лепешки, гордо демонстрируя их друг другу, как какие-нибудь магические артефакты. Позже, подростками, приезжали сюда на велосипедах, пробуя свои первые сигареты и пиво. А еще пару лет спустя тут уже «забивались стрелки», на которых из разбитых носов и губ литрами лилась кровь — чтобы подраться без свидетелей, места лучше было не сыскать.
Под автомобильным мостом над железнодорожными путями и днем-то было безлюдно, а уж ночью
От ее дома до моста езды было каких-то пять минут, но я не боялся, что нас обнаружат. Сканера у суперов нет, я уже имел возможность в этом убедиться, а без него поди нас найди! Куда больше я переживал за здоровье пленницы. Убивать ее в мои планы не входило, но за время дороги пришлось еще пару раз успокоить ее Криком. Как бы я ей мозги не спек!
Но оказалось, что беспокоился я напрасно. Когда угнанный джип въехал под мост, Антонина снова пришла в сознание, однако в этот раз кидаться на меня не спешила — понимала, чем кончится. Села в середине дивана и молча смотрела на меня через зеркало заднего вида.
Выдержка девушки, равно как и ее боевая подготовка, восхищали. Ни одного вопроса, никаких попыток разжалобить похитителя слезами — вообще ничего. Злые сухие глаза, плотно сжатые губы и полное безразличие к своей одежде. Точнее, почти полному отсутствию оной.
Заглушив мотор, я вышел из машины и бросил пленнице:
— Выходи. Говорить будем.
Способность глушить суперов Криком жрала резервы организма куда быстрее бега или регенерации. И еще после ее применения немного болела голова. Не так, как при телекинезе, но, кажется, зона мозга, поврежденная пулей, как-то в этом участвовала. Каждый следующий Крик делал эту боль сильнее, и на последнем я чудом не отключился прямо за рулем.
В общем, за все надо платить. На ногах я пока еще стоял и даже был способен драться, если нужно, но вряд ли долго. К счастью, пленница ничего о моем состоянии не знала и провоцировать на новое применение глушилки не решалась.
Убивать я ее не собирался. Хотя и хотел, в смысле, Охотник во мне. Я же, пусть и не был гением, понимал, что убийство члена правящей Благовещенском семьи не улучшит моих с ней отношений. Мутанты бросят все дела, забьют на конспирацию и начнут поднимать в городе каждый поросший мхом камень, чтобы выковырять меня оттуда. А вот переговоры — на моих, разумеется, условиях — могут сыграть в плюс. По крайней мере, я очень на это надеялся.
— Рассказывай, — потребовала Антонина, выйдя из джипа и поморщившись от холода земли под ногами. Босыми ногами, напомню.
Я в очередной раз испытал уважение к этой красивой, но обладающей стальным стержнем фифе. Мне бы такое самообладание! Похищенная из дома, привезенная в какое-то темное и сырое место, почти голая и явно не контролировавшая ситуацию, она тем не менее держалась так, словно ничего особенного не произошло. Пригласили на чашку чая и разговор.
Я выдержал ее взгляд молча, подбирая слова, с которых следовало начать. Сперва намеревался угрожать, но теперь было понятно, что тактику надо менять.
С лица Антонины мои глаза как-то самостоятельно сместились ниже. На грудь, соски которой на холоде отчетливо проступали сквозь тонкую ткань ночнушки. На бедра, слегка прикрытые тем же крохотным кусочком материи. Красивые, кстати, бедра. И ниже...
Лях! Ты совсем, что ли, головой поехал?
— У меня с твоей семьей возникли определенные проблемы... — начал я.
Потребовалось усилие, чтобы мысли вернулись от плотского к насущным вопросам. Но я справился и даже смог произнести фразу равнодушным голосом киношного киллера. Правда, закончить мне не дали.
— Проблемы? — Ланская с презрением оглядела меня и выплюнула: — Какие у нас могут быть проблемы с тобой?!
Слова «нас» и «тобой» она так выделила голосом, что сразу стало понятно, ни о каком равенстве суперов всего мира девушка никогда не слышала. Я для нее не более чем насекомое, досаждающее назойливым жужжанием в пустой комнате.
Вот зря она так! Я уже было начал к ней с симпатией относиться, хотел даже куртку скинуть и ей предложить, а она взяла и одной фразой все порушила! Тоже мне, голубая кровь! Ну вот и стой в ночной рубашке майской ночью!
— Не у вас со мной, а у меня с вами. Я вас не трогал, а вы хотели меня убить. Теперь преследуете, заставляете скрываться. С этим надо заканчивать. Поэтому ты здесь. Если мы сможем договориться, ты сядешь в машину и поедешь домой. А я исчезну.
— Ты головой, что ли, скорбный? — она уперла руки в бедра. Грудь волнующе подскочила, а нижний подол ночной рубашки пошел вверх. — Устроил в городе резню, а обвинить в своих проблемах решил нас?
Притушив разбушевавшиеся гормоны, я внутренне признал ее правоту. Шумиху с убийствами действительно устроил я, пусть формально в этом и не виноват. Но стреляли же в меня они!
— Тоня, я говорю про выстрел...
— Еще раз назовешь меня Тоней, я тебе кадык вырву! — внезапно рыкнула пленница.
Я даже на полшага отступил от такого напора. Ни фига себе я тигра поймал!
— Хорошо, хорошо! Антонина! Так? Я к тому, что в меня стреляли...
— Я знаю. И все были уверены, что ты сдох! Оптимальный вариант! Но ты оказался довольно живучим!
Она даст мне хоть одну фразу закончить? Кто кого в плен взял вообще?!
— Я не контролировал себя до этого...
— Естественно! Ты же дикий!
— Слушай, кончай, а! Давай поговорим нормально! Я хочу прекратить эту вражду!
Три минуты разговора с Ланской — и я потерял над ним контроль. Мямлю что-то, оправдываюсь. А девка эта ведет! Находится в абсолютно неудобном положении и при этом доминирует! Вот как?
— Не самый лучший способ ты выбрал. Напасть на мой дом, вытащить меня голой в какую-то клоаку. Воины живы?
— Бодигарды твои? Да, я никого не убивал. Говорю же...
— Это хорошо, их смерть бы тебе не простили. Но тогда у тебя проблема, дикий.