Фурцева
Шрифт:
— Эти слова вызвали огромную волну протеста в первую очередь даже среди руководящих кадров, — говорила Фурцева. — Возьмите Москву, которая всегда находилась в более благоприятных условиях по сравнению с другими городами страны. Даже в Москве до последнего времени хлеб продавали в одни руки не более килограмма. В Москве, которая, как я сказала, находится в особых условиях, хлеб продавали с примесью около сорока процентов картофеля и прочего. Это же факты. Здесь товарищи присутствуют, присутствует и товарищ Косыгин, который занимался этим. Они подтвердят.
В зале раздались голоса:
— Правильно!
«И вместе с тем это было время больших надежд, быстрых демократических преобразований, подъема всего народного хозяйства
Раз в неделю собиралось бюро городского комитета. Председательствовала Фурцева. Она могла отсутствовать только в случае крайней необходимости. Бюро рассматривало отчеты районных комитетов и отделов городского комитета. Выносило решение и по персональным делам коммунистов, совершивших проступки, их представляла партийная комиссия. Бюро утверждало кандидатуры чиновников номенклатуры городского уровня. Утверждало представление на почетные звания — артистам, художникам, учителям…
Горком проводил городские активы и совещания. При зале заседаний в МГК за сценой была комната президиума. Там перед началом пленумов и больших совещаний, а также во время перерывов собирались секретари и члены бюро, пили чай с бутербродами.
Фурцева должна была руководить заседаниями секретариата горкома, который также собирался раз в неделю и рассматривал все текущие дела. Между секретарями горкома было распределение обязанностей. Но руководители любого отдела могли в случае необходимости обратиться непосредственно к Екатерине Алексеевне. А отделов было немало: организационный, пропаганды и агитации, промышленно-транспортный, административных и торгово-финансовых органов, строительства и городского хозяйства, отдел науки, школы и вузов. А также особый сектор, в состав которого входили шифровальщики, финансово-хозяйственный сектор, партийная комиссия (она занималась наказанием провинившихся), управление делами, лекторская группа. Существовал и немалый технический аппарат — канцелярия, где работали технические секретари, статистики, учетчики, делопроизводители, экспедиторы, архивариусы, ротаторщицы (ксероксы еще не изобрели), стенографистки, машинистки, бухгалтеры, счетоводы-кассиры и курьеры…
Двадцать седьмого ноября 1954 года Фурцева выступала на пленуме горкома. В стране начались большие перемены, и она говорила об улучшении работы партийного и государственного аппарата, о сокращении бюрократии.
— На четырнадцати предприятиях, — рассказывала Фурцева, — намечены к сокращению тысяча шестьсот человек. Хотела бы продолжить такие примеры, но, к сожалению, их не так много. Многие предприятия и парторганизации по существу еще не приступили к работе. А ведь сейчас во всех министерствах союзного и республиканского значения идет сокращение центрального аппарата и упрощение его — в соответствии с решением ЦК партии и Совета министров от 14 октября. Но наблюдаются такие недопустимые случаи, когда сокращается аппарат, но люди переводятся в другие учреждения, хотя в решении правительства записано, чтобы обязательно переводить на производство…
Екатерина Алексеевна в духе нового времени благодарила товарищей за критику:
— Считаем совершенно правильными выступления товарищей Воинова, секретаря Советского райкома партии, Никифорова, секретаря Дзержинского райкома, Медведева, секретаря парткома Министерства химической промышленности, которые справедливо критиковали бюро горкома партии и аппарат горкома, что сами мы не подаем пример, как нужно перестраивать работу. Мы сделаем все выводы из того, что здесь было высказано.
Досталось от Екатерины Фурцевой исполкому Моссовета:
— 14 октября было принято решение Центрального комитета и Совета министров о сокращении
Проект постановления пленума МГК готовила комиссия под председательством Дмитрия Алексеевича Поликарпова, который в 1954 году стал секретарем горкома. Поликарпов много лет занимался в партаппарате идеологическими делами. Он еще до войны стал работать в Управлении пропаганды и агитации ЦК, в войну возглавлял Радиокомитет, был переведен в Союз писателей — надзирать за инженерами человеческих душ. В 1946 году он впал в немилость. Поликарпова отправили учиться — он получил одновременно дипломы Московского областного педагогического института и Высшей партийной школы (учился заочно и одновременно с Фурцевой). Дмитрий Алексеевич поступил в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК, защитил диссертацию, стал кандидатом исторических наук и работал в областном пединституте. Опала закончилась, и его перевели в горком.
Поликарпов зачитал предложения:
— Бюро МГК усилить живую связь работников горкома с первичными партийными организациями, дифференцированно подходить к руководству ими, учитывать особенности их работы. Обязать бюро МГК, райкомы партии и партийные организации обеспечить дальнейший подъем партийно-политической и воспитательной работы среди советских служащих, вести политическую работу в тесной связи с задачами партии за совершенствование аппарата, воспитывать работников государственного аппарата в духе высокой ответственности за порученное им дело. Отделу пропаганды и агитации разработать тематику лекций и бесед о задачах государственного аппарата в решении поставленных партией задач и ленинских принципах работы государственного аппарата.
Возражений не было. Проект решения был принят.
Вскоре Дмитрия Поликарпова вернут в ЦК и для министра культуры Фурцевой, и всего министерства он станет вышестоящей инстанцией. Без его согласия и подписи Екатерина Алексеевна сделать ничего не сможет…
Первый секретарь МГК КПСС Фурцева должна была регулярно ездить по районам, посещать крупные партийные организации. От нее всегда ждали хоть короткого, но выступления. Речи первому секретарю готовил кто-то из помощников, привлекая отраслевой отдел аппарата горкома. Иногда обращались к профессиональным журналистам, чтобы придать подходящую литературную форму. Многие москвичи рвались к первому секретарю на прием, потому что только хозяйка города могла дать квартиру, помочь с ремонтом.
«Особенно острой была проблема жилья, — вспоминал Николай Егорычев. — Перед войной население Москвы выросло почти в два раза. После войны рост населения продолжался, но новое жилье почти не строилось, а построенные до войны бараки и общежития ветшали.
У нас в Бауманском районе бараки были расположены вдоль Яузы и каждую весну подтоплялись. Помню, как-то по заявлению я посетил одну семью. Одиннадцать человек ютились на семи квадратных метрах. В другом случае уже немолодой москвич, участник войны, жил в глубокой бывшей угольной яме без света и воздуха, куда попасть можно было через люк по стремянке».
Шестого мая 1955 года Фурцева провела пленум горкома с повесткой дня: «О ходе жилищного и культурно-бытового строительства и задачах Московской городской партийной организации по досрочному выполнению плана 1955 года».
Председательствовал на пленуме Иван Тихонович Марченко, который при Фурцевой стал вторым секретарем МГК. Инженер-путеец, он в послевоенные годы руководил московским отделением Западной железной дороги, потом три года был первым секретарем Советского райкома. Когда Екатерина Алексеевна уйдет из Московского горкома, Марченко отправят первым секретарем в Томск.