Фурцева
Шрифт:
Расклад был не в пользу Хрущева. Семью голосами против четырех президиум проголосовал за освобождение его с поста первого секретаря. Но произошло нечто неожиданное: Никита Сергеевич нарушил партийную дисциплину и не подчинился решению высшего партийного органа. Он точно угадал, что члены ЦК — первые секретари обкомов — поддержат его в борьбе против старой гвардии и простят первому секретарю такое нарушение дисциплины.
Екатерина Алексеевна Фурцева первой твердо заняла сторону Хрущева. Едва зазвучала критика в адрес Никиты Сергеевича, Фурцева и Брежнев бросились собирать союзников и единомышленников. Они оба были кандидатами в члены
Потом Леонид Ильич Брежнев рассказывал:
— 18 июня товарищ Фурцева, я и заведующие отделами рассматривали проект приветственного письма Ленинграду по случаю 250-летия. Мы знали, что товарищ Хрущев будет принимать венгерских журналистов. Но вдруг нам сказали, что журналистов примет весь президиум ЦК в зале заседаний. Мы тоже приехали. Чувство какого-то волнения уже было. Что же этому предшествовало? Товарищ Фурцева нам рассказала, что накануне Каганович после приема в посольстве обогнал машину, в которой ехали она, Шепилов и Первухин. Гудком остановил их машину, на ходу выскочил и за рукав вытащил Шепилова, забрал к себе в машину, и они куда-то уехали. Товарищ Фурцева спрашивала у Шепилова, в чем дело. Он уклонился от честного ответа. На самом же деле он поехал к товарищу Кагановичу на совет. Это было накануне намеченного ими заседания президиума ЦК. Перед тем как принимать журналистов, мы собрались в маленькой комнате.
Вот здесь Анастас Иванович Микоян прошептал Фурцевой на ухо:
— Они, прикрываясь вопросом о поездке в Ленинград, хотят что-то другое. Они, видимо, сговорились и поэтому требуют немедленно провести президиум.
Когда началось заседание президиума ЦК, Леонид Ильич сел с краю, рядом с Фурцевой. Он был растерян. Спросил Екатерину Алексеевну:
— Что делать?
— Надо звать Жукова, — сказала Фурцева, — он на стороне Хрущева.
Леонид Ильич выскочил из зала заседаний и пошел искать свободный кабинет, чтобы из него позвонить.
— Булганин, — рассказывал Брежнев, — зная, что будет заседание по этому делу, зная, что товарищ Жуков является твердым, волевым, принципиальным и честным человеком, за несколько часов до этого отпустил его на учение, так что он не участвовал в этом заседании.
Министр обороны находился в Солнечногорске. Секретарь ЦК Аверкий Борисович Аристов заболел и сидел дома. Фурцева предложила и его привезти на заседание, хотя он не был членом президиума и не имел права решающего голоса. Брежнев связался по телефону с Аристовым, пересказал ему слова Микояна, попросил от имени Фурцевой и от собственного приехать:
— Так как нас мало. Они выбрали удобный момент…
Стратегически важным был звонок председателю КГБ Ивану Александровичу Серову, верному хрущевцу. Брежнев предупредил его, что заседание президиума направлено против Никиты Сергеевича.
— Приехал товарищ Жуков, — вспоминал Брежнев. — Рассказал мне, что его утром вызывал к себе Маленков и вел с ним заискивающий и сомнительный разговор о том, что ему пора стать членом президиума ЦК, но что надо поговорить о руководстве партии… Я товарищу Жукову сказал, что это Маленков вас прощупывал — на чьей стороне вы можете быть…
Прощупывал маршала не только Маленков. Жуков и Каганович жили на даче рядом. Похлопав Жукова по плечу, Лазарь Моисеевич произнес:
— Ну товарищ Жуков, вам пора быть членом президиума. Вы созрели…
Когда Брежнев вернулся в зал заседаний президиума, его подозрительно спросили:
— Куда
— У меня желудок расстроился, в уборной сидел.
Фурцевой он дал знать, что мобилизовал всех, кого мог.
Когда маршал Жуков, вернувшись с учений, прибыл на заседание президиума, он увидел такую картину: на председательском месте сидит глава правительства Николай Александрович Булганин, а присутствующие разносят Хрущева в пух и прах. Маленков в нервном состоянии даже стукнул кулаком по столу.
Жуков потом иронически вспоминал:
— Я сидел рядом с Маленковым, и у меня графин подпрыгнул на столе.
В этой критической ситуации Брежнев запаниковал и не знал, что делать. Фурцева же сохранила спокойствие. Она сразу поняла, как надо действовать. Она говорила, Брежнев исполнял. Заседание президиума удалось перенести на следующий день. Фурцева твердо сказала, что она должна уйти, поскольку ей предстоит открывать торжественное заседание, посвященное юбилею председателя исполкома Коминтерна Георгия Димитрова. Ее слова подействовали. «Мятежникам» не позволили сразу же снять Хрущева.
Впрочем, выступивший против Хрущева кандидат в члены президиума и секретарь ЦК Дмитрий Трофимович Шепилов рассказывал, что прежде Фурцева сама часто заходила к нему и жаловалась на хрущевский стиль руководства, на то, что Никита Сергеевич все решает сам и всеми командует.
— Что у нас делается, все разваливается, все гибнет! — сокрушалась она.
Когда Екатерина Алексеевна заходила в шепиловский кабинет, шептала:
— Давайте отойдем! Нас подслушивают, накройте чем-нибудь телефон.
Шепилов — один из самых интересных политиков советского времени. У него была яркая, хотя и очень недолгая карьера. Повернись судьба иначе — и не Леонид Ильич Брежнев, а Дмитрий Трофимович Шепилов вполне мог стать главой партии и государства. Между Брежневым и Шепиловым было немало общего. Почти ровесники. И Брежнев, и Шепилов вернулись с войны в генеральских погонах, что выгодно отличало их от просидевших всю войну в тылу других руководителей страны.
Молодые и крепкие, Брежнев и Шепилов были чуть ли не единственными прилично выглядевшими партийными руководителями. Они сильно выделялись среди пузатых, низкорослых, каких-то физически ущербных членов политбюро. И Брежневу, и Шепилову приятная внешность помогла в карьере. Сталину — особенно в старости — нравились красивые, статные, молодые генералы. Сталин, а затем Никита Хрущев продвигали и приближали Брежнева и Шепилова.
В 1957 году Брежнев и Шепилов были уже секретарями ЦК и кандидатами в члены президиума ЦК. Еще одна ступенька, еще один шаг — и они уже небожители. Оба были не сухарями, не аскетами, а жизнелюбами, пользовались успехом у женщин. На этом сходство между ними заканчивается и пути их расходятся.
Брежнев, любитель домино и застолий с обильной выпивкой, свой в компании коллег-партсекретарей. Профессор Шепилов, экономист по профессии, прекрасно разбирался в музыке, театре, литературе. При любом удобном случае Дмитрий Трофимович все бросал и бежал в Большой театр на премьеру. Бывший глава Союза композиторов Тихон Николаевич Хренников, который дружил с Шепиловым, вспоминал о его высокой музыкальной культуре, о том, что он ценил и уважал людей искусства и сам прекрасно пел. Дмитрий Трофимович мог пропеть десяток опер и помнил около сотни романсов, с удовольствием пел их до конца жизни.