Фурия
Шрифт:
— Почему она таким бодрячком? — удивленно смотрит на меня.
— Я ей свои таблетки дал…
— Запиши мне их название, — входит в комнату.
Сэл, увидев его, бросает телефон, радостно спрыгивает с кровати и повисает на шее.
В сердце колет ревность.
Раньше я к Мишке никогда не ревновал. Если только в самом начале, когда у нас и отношений-то не было, а про них ходили слухи. Я знаю, что для него кроме Алёны больше никого не существует.
— Нагулялась кошка? — отстраняется
Я, усмехаясь, хмыкаю. Кошка — прям в точку.
— Пора домой. Я уже распорядился, чтобы завтра к обеду твой самолёт был готов, — говорит ей Миша.
— Я не хочу, — хныкает и надувает полные губки, усаживаясь на перевёрнутую постель.
— Сэл, давай ты не будешь спорить? У меня тоже отпуск ещё целый месяц. Жена и ребенок в больнице…
— Он миленький? — перебивает, улыбаясь с горящими глазами.
— Миленький… Послезавтра мне их нужно забрать из клиники. Так что — поехали домой.
— "А у меня больше нет дома", — разводит руки. — "Я птица вольная. Куда хочу — туда лечу".
— Похвально, что ты помнишь советские мультики. Но давай твой путь будет проложен через Лондон, — приседает перед ней на корточки.
— Я всё равно через месяц в Нью-Йорк переезжаю, — проговаривает она тихо.
От неожиданной новости уставился на них.
После медового месяца мы с Юлькой тоже на год собирались уехать в Нью-Йорк. У неё там какая-то дизайнерская практика, она занимается оформлением интерьеров. А у меня — контракт с рекламной и звукозаписывающей компаниями на выпуск англоязычного альбома в сотрудничестве с американскими артистами.
Через четыре дня я должен быть и в Лондоне, оговаривать все детали фита с европейским популярным диджеем.
Фалькон делает мне знак рукой, чтобы ушёл. Послушно удаляюсь.
— Уложил её спать, — подходит ко мне Мишка спустя полчаса и опирается боком на стекло панорамного окна. — И вот так месяц. Отлавливаю её по разным городам и странам.
Я усмехаюсь.
— Что дальше с ней будешь делать?
— Без понятия… — вздыхает он. — Я даже охрану к ней приставить не могу. Увольняет всех нахрен и сбегает.
— Найди того, кто не будет её слушаться.
— Где? Там же все исполнительные, — делает ударение на последнем слове. — Мне хотя бы на две недели… Потом будет к переезду готовиться — ей не до гулянок будет.
— Навсегда в Штаты?
— Нет… Пока на полгода или год. Мы получили разрешение на открытие магазинов там, она хочет контролировать всё лично. И её на сезон пригласили ведущей какого-то модного шоу.
Я встаю в метре от него, прислонившись спиной к прохладному стеклу.
— Хочешь, я за ней присмотрю? — задаю неожиданный вопрос.
— Ты? У тебя свадьба через месяц, — удивляется он.
— Через месяц же. А тебе две недели
— Не боишься?
— Её? — киваю в сторону комнаты, в которой спит Сэл. — Боюсь. Ты же знаешь, что она с пулей в голове.
— Я не про это…
— Как раньше уже не будет… — скрещиваю руки на груди. — Она смотрит на меня, как на какого-то червяка.
— Ты сам виноват.
— Самое обидное, что ни в чём я не виноват… — опускаю обречённо руки.
— Не понял…
— Это всё подстроили. Мой бывший директор Иван. Помнишь такого?
— Припоминаю… — кивает.
— Когда я заявил, что собираюсь переехать к Сельванне в Лондон, он решил, что курица, которая несёт золотые яйца от него сбегает. И устроил всё это. Напоил меня чем-то у себя на дне рождения, чтобы я отрубился, а потом ничего не смог вспомнить. Подсунул девку ко мне в постель. А в презервативах мыло было, — горько усмехаюсь я.
— Нихрена себе! Когда узнал?
— Полгода назад. Он по пьяни признался, когда мы победу в очередной премии отмечали. Преподнес, как достижение. Я его выгнал. И всю его команду.
— Почему ей не рассказал?
— И что бы это изменило? Я видел, как она на меня смотрела. Ненавидит.
— Она хотя бы знала… И то, что ненавидит — это только ты так думаешь. Она до сих пор следит за всеми новостями о тебе. Только я ничего не говорил, — хитро улыбается и показывает молнию на губах.
Сельванна.
Вылет самолёта задерживаем уже на час из-за Алекса. Он сказал, что ему нужно решить перед отъездом какое-то важное дело и приедет прямо в аэропорт.
Наконец-то появляется.
— Извините, были проблемы, — усаживается напротив меня.
— Теперь придется ждать, пока полоса освободится, — недовольно зыркаю на него.
— Я торопился, как мог, — оправдывается.
Отворачиваюсь от него к иллюминатору, наблюдая, как выезжает на взлётную другой самолёт.
Через полчаса и мы в небе.
Я открываю ноутбук и просматриваю документы, которые пришли на почту, фотографии новых изделий, отмечая, что нужно переснять для будущего каталога.
Миша обсуждает с кем-то что-то по телефону.
Алекс разваливается в кресле, откинувшись на спинку, и закрывает глаза. Делает вид, что спит. Но по вздрагивающим ресницам и напряжённым мышцам понятно, что это не так.
Изменился, стал взрослее и спокойнее. Пропало ребячество. Редко улыбается. Только его глаза смотрят по-прежнему. Искрятся и горят при виде меня. В другое время в них грусть.
— Зачем тебе это? — задаю вопрос в лоб.
— Что это? — медленно открывает глаза.