Fxxxing caнсара

Панюшкина Анастасия

– Ладно, не хочешь, как хочешь.

Мои дни проходили однообразно, серо, угрюмо. Какие ещё существуют прилагательные описывающие монотонность? Перечислять их и то интереснее, чем то, чем я занимался. Я не мог понять причины раздражительности, а рисование не помогало мне справиться с этим досадным чувством. Я всё время ходил с кислой миной, и моё поведение больше походило на поведении Лизи. В какой-то момент её сестра не выдержала:

– Я больше не могу смотреть на твое страдающее лицо. Нам не хватало ещё одного агрессора. Все идём в бар.

– Что? Бар? Да вы шутите! И вы молчали раньше?! – я уставился на неё. В этот момент я думал, какого хрена они скрывали это от меня, что ещё утаивают?

– Бар

работает только тогда, когда музыканты готовы, – прокомментировал Джереми.

– Что? Музыка? Кажется, я её не слышал целую вечность! Ох, вот бы сейчас пивка с орешками, – простонал я.

– Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? – воодушевленно спросил Том.

– Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? – я передразнил интонацию Тома. – Боже, как он меня раздражает, – громко думал я, – Э-э, блин, я не об этом хотел подумать.

– Нет, именно это. Я, в отличие от тебя, нашёл своё место, – Том произнес это со снова появившимся безразличием.

Мне нечего было ответить ему. Мы двинулись в путь. Оказывается, в городе живет столько людей…Все они шли в сторону бара. Удивительным было то, что бар был на крыше. Обычно люди не собирались на открытых площадках, но такое количество невозможно уместить в одной гостиной.

Мы протиснулись к стойке, и я с улыбкой на лице сказал бармену: «Наливай». Он принял мой заказ и выдал мне кружку. Я сделал глоток и тут же всё выплюнул. Во-первых, эта была вода, а во-вторых, я не мог пить её!

– Это для антуража, – сказала Лизи, я кивнул ей в ответ.

Главный музыкант начал палкой херачить по какой-то трубе, и все тут же замолчали.

У него не было микрофона и инструментов, он просто начал петь. Я не смог скрыть своего разочарования, но потом появился второй музыкант и начал задавать ритм хлопками, потом к ним присоединился бармен, стуча по барной стойке своей кружкой. И так каждый по очереди начал присоединяться, Лизи и Лили начали подпевать, Джереми и Том хлопать в ладоши, а я бить стаканом по барной стойке. И в этот миг меня отпустило, я почувствовал общность, и моя идентичность на несколько мгновений испарилась. Я почувствовал себя по-другому. Да, я занимаюсь тем, чем хочу, и мне не нужно париться по поводу финансового обеспечения. Мне не нужно беспокоиться о многих бытовых вещах, но именно это делает меня таким пустым. Я привык, что через удовлетворение физических потребностей я заботился о себе, занимал себя и чувствовал разнообразие жизни. Проблема была налицо, и я ничего другого не мог придумать. Пение и ритм унесли меня далеко от своих проблем, и я смог расслабиться.

– Прости, Том. Я не хотел тебя обидеть, во мне сидит эта пустота, и я не знаю, как от неё избавиться. Вы все выглядите такими счастливыми, и никто из вас не хочет вернуться в свою прежнюю жизнь.

– Да, Марк, я тебя понимаю, но ты никогда не избавишься от этой пустоты. Пока ты избегаешь этого чувства и пытаешься наполнить себя всем, чем попало, она только будет больше разрастаться. Ты прав, что на земле ты заполнял пустоту через тело, но его здесь нет… И тебе не надо притворятся, что твоя жизнь чего-то стоила, отпусти её наконец. Начни сначала.

Мы вернулись в свою коммуну и разошлись по комнатам. Этим вечером мне не удалось сомкнуть глаз. «Интересно, что сейчас все делают?» Я вышел на улицу, чтобы оглядеться. Ничего не изменилось, солнце так и не село. Моё время пришло. А вместе с ним и способность слышать то, о чём думают другие. Оказалось, это не так интересно. Это было похоже на мыслительный рой, вслушиваться в слова было совсем неинтересно. К таким звукам быстро привыкаешь и даже не отвлекаешься на них.

Меня больше беспокоила моя рутинность, я не мог справиться с ней. Может быть Джереми и Том правы,

что мне нужно начать с чистого листа. Я уже перестал рисовать. Мне было откровенно похер на моё предназначение. Оно с самого начала не имело смысла, просто мне нравилось придавать большой смысл своему ремеслу. От того, что мне не удавалось себя куда- то деть, злость и раздражение накапливались, и я был готов взорваться. Но куда деть эту негативную энергию? Ведь я не мог ни спать, ни заниматься спортом, для меня не существовало теперь никакой разрядки. Я тупо лежал у себя в комнате и ничего не делал. Я слышал всё, что происходило вокруг, мысли атаковали меня, и я не мог им сопротивляться.

Я осознавал, что для большинства людей здесь начать с чистого листа означало освободиться от всех негативных эмоций, болезненных воспоминаний и ощущений. Но это также означало потерю всех приятных эмоций и чувства, которых здесь получить было практически невозможно. Теперь я понял, почему Ханна показалась мне такой неискренней в самом начале. Мне не хотелось становиться таким же, притворяться, что я живу жизнь. Я хочу жить. Я не готов сдаваться, во мне теплится надежда.

Вдруг в один из дней я услышал песню:

«Babe, baby, baby, I'm Gonnaе Leave You.

I said baby, you know I'm gonna leave you…»

Я спрыгнул с кровати и побежал в гостиную. Джереми сидел в кресле и постукивал ногой.

– Это что, Лэд Запелен? – в недоумение уставился я.

– Да, он самый. Хорошо получилось воспроизвести, – Джереми улыбался своей добродушной улыбкой. – Эх, Марк, сожаления о прошлой жизни нам не помогут! – Джереми растянул обращение, как будто был под кайфом. – Поэтому я использую храм воспоминаний только как библиотеку. Я туда прихожу музыку послушать или фильм посмотреть. Я с Эмили постоянно накуривался и залипал на всё подряд. Ох, я бы с радостью сейчас покурил бы, – он поднес воображаемый косяк ко рту и притворился что затянулся, после опрокинув голову назад. – Я за свою жизнь многое посмотрел, Марк.

– Отведешь меня туда? – спросил я у Джереми.

– Да, чувак.

*

Внешне храм не отличался от других сооружений, но внутренне был совсем другим. В центре помещения была длинная лестница, ведущая вниз. Вначале иллюминаторы были проводниками света, но потом стало абсолютно темно, и мы спускались наощупь. Ближе к земле я увидел маленькие фонарики.

– У нас есть наш оазис, здесь на поверхность выходят грунтовые воды, отсюда мы берем воду для наших комнатных растений, – прокомментировал Джереми. – Дотронься до стены, сосредоточься и представь себе ситуацию, которую ты хочешь вспомнить.

Я вспомнил, как в 5 классе колотил грушу от злости, потому что умерла моя кошка. Каждая частичка меня поместилась в тот момент, и на время воспоминания я действительно переживал это. Я закрыл глаза и представил, как меня обнимают мама с папой и желают мне сладких снов. О, это душевное тепло, мне так вас не хватает. Джереми ушёл, и я остался там совсем один. Мне хотелось этого. Это было невыносимо, я чувствовал безысходность. Я знал, что воспоминания затягивают меня и решил не вспоминать больше, но и возвращаться к себе в комнату совсем не хотелось. Я начал думать, как я могу отсюда сбежать. Единственное решение, которое я нашёл, это спрыгнуть с крыши здания и идти вперед. От столкновения я не умру и от жажды тоже. Это лучше, чем сидеть здесь. Но мне нужно было это сделать незаметно, чтобы никто не услышал о моих планах. Как же мне начать контролировать свои мысли? Ну же, Марк, соображай! Я начал пролистывать в своей голове фильмы, которые когда-то смотрел. В одном из них говорилось про медитацию, как про способ останавливать мыслительный поток. Да, это было как раз то, что мне нужно. Удалось вспомнить дословно: