G.O.G.R.
Шрифт:
– Папа! – раздался в наступившей тишине детский голосок.
– Папкаааа!! – радостно завизжал второй голосок.
Из-за спины Людмилы Синицыной выскочили двое мальчишек и бегом бросились к Синицыну. С чубатой рыженькой головы одного из них ветерок сдул кепку, и она упала на асфальт.
– Папка вернулся!
Синицын подхватил на руки обоих своих сыновей и так и стоял, прижимая их к себе, повторяя только два слова:
– Родные, дорогие…
– Гриша! – Людмила Синицына выпала из ступора, подбежала к мужу,
Она плакала и плакала, а Синицын гладил её по волосам и не мог ничего говорить от переполнившего его счастья снова быть со своей семьёй.
– Готовьсь! Огонь! – снова скомандовал Муравьёв.
Этот салют уже был дам в честь Синицына и его семьи, и гром его поддержал гром аплодисментов. Усачёв подул в свою трубу, и за ним заиграл и весь оркестр.
После торжественной части в актовом зале РОВД устроили банкет.
ХЛОП! ХЛОП! – хлопали хлопушки, выстреливая конфетти и кучерявые ленты серпантина. Колонки усилителей разрывались, испуская музыкальные звуки.
Столы ломились от всяческих лакомств, на еду никто не поскупился. Кроме того – принесли дорогой коньяк, шампанское, несколько сортов вин, а так же – патриаршую старку, минеральную воду и напиток «Живчик». Сидоров не пил спиртного, из напитков выбрал «Живчик». Он оставался абсолютно трезвым, зато наелся от пуза. Сидоров перепробовал почти все блюда, однако пожалел потом, что так сильно набил живот. Когда начались танцы – Сидоров, заплетенный локонами серпантина, сидел на стуле, словно сытый удав и взирал на танцующих сонными умиротворёнными глазами, но сдвинуться с места не мог вообще. Тут же к нему подобрался Ежонков с пирожным в руке и заметил наставительным тоном, убрав с его плеча серпантиновую косму:
– Старлей, что-то ты нахомячился! Не, ну, правда, – подтвердил он, осмотрев вялого Сидорова с головы до ног. – Набрался под завязочку, как паут! Так и до Пончика опять докатишься! Смотри, вставай и танцуй!
Сидоров хотел огрызнуться, мол, Ежонков сам Пончик, даже не Пончик, а уже целый торт, и сам хорошо «нахомячился», но вместо этого смог издать только отрыжку. Такой ответ лишь укрепил Ежонкова в его мнении, и гипнотизёр отошёл, похохатывая, выплюнув:
– Настоящий Пончик! Советую: устрой завтра разгрузочный день! – с этими мудрыми словами «профессор» отъел от пирожного целый кус.
Тут же Ежонкова с этим пирожным перехватила жена. Госпожа Ежонкова оказалась на полголовы выше пухленького супруга. Кроме того, она была вся подтянута, как спортсменка, с ровнейшей осанкой и с дорогой причёской из хорошей парикмахерской. Она отобрала у Ежонкова пирожное и заметила, не скрывая ехидства:
– Тебе, колобок, пора обратить внимание на талию! А ты тут уминаешь! Капуста, капуста и капуста! С завтрашнего дня на завтрак у тебя, дорогой, нежирный творог!
Ежонков фыркнул:
–
Госпожа Ежонкова с упоением рассказывала жене Недобежкина про комплекс упражнений какой-то Терезы Тапп, которая, очевидно, являлась светилом дамского фитнеса, приглашала её в тренажёрный зал и советовала всякие очистительные клизмы.
Пётр Иванович проводил банкет в шумной компании на редкость общительной родни Недобежкина. Оказалось, что у начальника большая и очень яркая семья, члены которой обожают поболтать наперебой.
– Вот, знаете, как я закрываю малину? Безо всяких банок и представьте себе: ничего не варю! – вещала Серёгину тёща Недобежкина, стряхивая конфетти с пышных синеватых кудрей. – Нужно только перекрутить её с сахаром и заморозить в морозилке!
– А знаете, как лучше всего насаживать червя? – тут же перебивал её двоюродный брат Недобежкина, считавший себя экспертом рыбалки. – Берёте червя…
Познакомившись с Недобежкиным-рыболовом по имени Степан, Серёгин взгрустнул о том, что рядом нет Хомяковича и Кошко. Интересно, знают ли они все эти премудрости про червя?
Тётка Недобежкина вообще, была чумовая. Она постоянно танцевала – перетанцевала, наверное, со всеми – и всё жаловалась, почему так мало танцев. В перерывах она курила и глотала напитки, рассуждая о разных диетах, тренажёрах и средствах от целлюлита. Но, скорее всего – только рассуждала: её фигура, затянутая в недлинное ярко-зелёное платье, напоминала прямоугольник, или хлеб-кирпичик. Да, тётка Недобежкина немолода, но и в её возрасте есть женщины гораздо стройнее. Она и Серёгина заставила плясать – и оттоптала ему все ноги.
– Ой, ребятки, пляше-е-ем!! – это мимо проскакал ошеломлённый счастьем Синицын и закружился в каком-то сумасшедшем гопаке под песню «Прорвёмся, опера».
Людмила Синицына крутилась в таком же гопаке, подбрасывала воздушные шары, которые летали тут повсюду, и к тому же – громко подпевала:
– «И если завтра будет круче, чем вчера – «Прорвёмся!» – ответят опера»!
Смирнянский по случаю накатил рюмочку-другую коньячку и теперь – с самым солидным видом деловито толковал архивариусу Зинаиде Ермолаевне:
– У нас на службе главное – не только мускулы, но и мозги! Я, например, всегда думаю, прежде чем рисковать. И это правильно, потому что, не думая, можно запросто схлопотать пулю…
Казаченко, забыв про богатырские тяжёлые габариты, лихо отплясывал с техничкой Зоей Егоровной, и пол под ними ходил ходуном.
Ежонков каким-то образом улучил момент, когда Серёгин и Недобежкин окажутся поблизости друг от друга и вокруг них будет как можно меньше посторонних. «Суперагент» подошёл сначала к Недобежкину и что-то ему зашептал, однако из-за музыки милицейский начальник ничего не услышал.