Г.Р.О.М.
Шрифт:
— Ого, — я удивился.
Брат протянул мне мобилу. Достаточно толстый аппарат, но в это время такие считались вполне себе компактные. Попадался мне как-то старый Моторола ТелеТак, вот этот телефон на него похож, почти такие же габариты. Но клавиатура прикрыта крышкой, которая откидывается вниз. Ещё и антенна выдвигается. Motorola M70, как гласила надпись, никогда таких не видел.
— Купил себе давно у барыги за тонну бакинских, — сказал Ярик. — Да чего-то к старому привык, им пользовался, а этот так и лежал мёртвым грузом. Вот у меня какой, — он достал из кармана другой телефон, тоже не особо
— Спасибо, Ярик, — я принял увесистую сотовый. — А то без телефона как без рук.
Подарок вовремя, я слишком привык в первой жизни к мобильному телефону, который всегда под рукой. Ещё и пейджер заведу, пока они ещё работают. Интересно, а Ярик хотел дать этот телефон Басмачу? Мол, на повышение пора? Но брат теперь точно не скажет.
Позавтракали, Ярик уехал, я пока остался дома, мне сейчас торопиться некуда. Утром в местных новостях всё обсуждали этот разгром банды, ну а к обеду я собрался и вышел на улицу.
И там меня ждали. Из красной девятки, совсем недавно остановившейся у подъезда, вышел Глеб Сибиряков и показал на машину.
— Здорово, Лёха! — крикнул он. — Подвезти?
— Смотря куда.
— Да так, по городу покатаемся, — Глеб показал внутрь девятки. — Пошептаться с тобой хотим. Очень уж ты нас впечатлил.
Сзади сидел мордатый мужик в клетчатой рубахе, злой и усталый. Сам полковник Некрасов из РУБОП решил со мной встретиться, как только узнал подробности подготовки к утренней операции.
Мне-то он и нужен, ведь на встречу с ним я и рассчитывал.
Глава 9
— Значит, всё-таки сказал всем, от кого узнал, — я усмехнулся и положил руку на крышу девятки. Она уже нагрелась от солнца.
Глеб потупил глаза. Но я шутил, так-то на него не злился. Я даже рассчитывал, что он скажет об этом своему начальнику, и только ему одному.
— Николай Иваныч хочет с тобой поговорить, — сказал он, откашлявшись. — Я подумал, тебе полезно будет.
— Новости, кстати, слушал про эту банду, — я взялся за ручку задней двери. — Всё отлично прошло?
— Всё в ажуре, — молодой опер оживился. — Взяли всех троих, одного наглухо, с автомата хотел палить, а остальных…
— Глеб, — грубо прервал его начальник.
— Виноват, Иваныч.
Никаких «товарищей полковников» и прочего, менты только в сериалах обращаются друг к другу по званиям, не военные же. В жизни зовут друг друга по имени или имени-отчеству, ну или по отчеству, если уважают.
Я открыл дверь, сразу пахнуло табаком и нагретой кожей. Машина так-то не старая, но кожаные сиденья уже порядком истёрлись.
— А ну давай-давай наяривай, — пел Расторгуев из динамиков магнитолы. — Гитара семиструнная.
Некрасов потянулся и выключил звук, а потом ещё и убавил рацию, встроенную в бардачок. Я сел на заднее сиденье, закрыл дверь, но сразу приоткрыл окно, а то внутри уже нагрело жарко, и ещё сильно накурено.
Полковник, не мигая, смотрел на меня исподлобья, изучал, но молчал. Смутить меня хочет, чтобы я себя неуверенно почувствовал. Знаю
Глеб сел на место водителя и завёл двигатель. Девятка рывком тронулась с места.
— Короче, — пробасил Некрасов. — Разузнал у Глебки, кто нам тут помог с этими злодеями. Брательника, значит, прикрываешь? А я тебе вот что скажу, Коршунов. Чтобы ты понимал, это только в знак благодарности за этих уродов, которых мы накрыли. Помочь в ответ хочу.
Он наклонился ко мне, чтобы уж точно доходчиво было, ну и чтобы моё пространство личное нарушить. Говорил он громко, безапелляционным тоном, как и привык говорить милицейский начальник. Но не вредный кабинетный бюрократ, мучающий подчинённых многочасовыми совещаниями каждый день, а суровый ментяра высокого звания, вредный как чёрт, но который эту службу прошёл с нуля.
— Раз так за брата волнуешься, — продолжал Некрасов, — то и поговори с ним по душам. Объясни ситуацию, обрисуй проблемы возможные. Пусть, короче, приходит к нам, пишет явку с повинной. У нас на него много чего есть, — он хмыкнул. — А в новом кодексе статья подходящая есть — участие в преступном сообществе. Ты же юрист, кодекс знать должен. Срок по ней — жёсткий, сразу в тюрьму можно ехать. А тюрьма — это тебе не колония, это…
— Я знаю, в чём разница между тюрьмой строгого режима и исправительной колонией, — прервал его я. — Но 210-ю ещё доказать нужно, знаешь ли. Это не пальцами щёлкнуть, ёклмн, а работу проводить надо, железную доказуху искать для суда, свидетелей. А свидетели против братвы показания давать не любят. И сам знаешь почему — потому что вы их защитить не можете.
— Докажем, а кого надо — прикроем, — у него ноздри раздулись, он после моей реплики будто дёрнулся. — Ты не врубаешься, видать, Коршунов. Раз ты из-за брата встрял, то и помоги ему. Объясни по-человечески, пусть придёт, расскажет, чё требуется. Пойдёт тогда не по 210-й, а по другой статье, полегче. Он военный, участник боевых действий, если сотрудничать если будет со следствием, то дадут ему пятёрку, а то и меньше, и выйдет по УДО ещё вдобавок и потом…
— Если он напишет явку с повинной, — я тоже наклонился к Некрасову, не отводя взгляд. — Вот тогда вы его точно по 210-й оформите. А перед этим всё выжать из него постараетесь на всю катушку. Но до суда ему дожить не дадут, потому что в вашем СИЗО блатные себя хозяевами чувствуют, и ты это знаешь. Придут атамановские к Монголу или Дяде Ване, попросят помочь, а те отправят своего человека с заточкой в камеру. Так что ответ — нет. Ничего он вам писать не будет, и сдаваться тоже не собирается. Придумали тоже — явку с повинной писать. На халяву палку срубить решили? Знаю я вас.
Сейчас я здорово рисковал, но всё же помню те моменты, когда довелось пообщаться с Некрасовым. Он не уважал тех, кто под ним прогибается — это я запомнил чётко. Но если устоять перед его напором…
— Не врубаешься, значит, — Некрасов посмотрел на водителя. — Глебка, поехали в дежурку, пусть пакуют этого хлопца на пятнадцать суток. Скажем, что матерился, общественный порядок нарушал. А если ерепениться ещё будет — кармашки проверим, вдруг там чего завалялось? А, Коршунов? Чё там у тебя есть?