Габриэль
Шрифт:
— Нет, мадам, — отвечает Грассо.
— Глория! С кем ты разговариваешь? — донёсся из квартиры хриплый голос.
— С твоей матерью! — кричит она в ответ. Пока я недоумеваю, как черт возьми сигарета все еще держится на её губах, Грассо продолжает стучать в дверь.
— Это ни хрена не смешно, Глория!
— Сколько раз мне повторять, Уолли, чтобы ты не лез в мои дела? Смотри дальше свое дерьмовое шоу! — она хватает сигарету и делает глубокую затяжку, затем машет пальцем с сигаретой в нашу сторону. — Я вас видела раньше. Не часто, но помню. — Она постукивает себя
— Кто, черт возьми, вы такие? — Мужчина выглядывает из-за двери. Его неопрятная борода в каком-то жире. — У нас ни хрена нет! Мы ни хрена не видели и ни хрена не знаем! — Он кивает, как бы подтверждая свои слова. Затем он почесал свой растущий живот под когда-то белой майкой и обратил внимание на свою вторую половину. — Глория, ради всего святого, сколько раз я должен тебе говорить, чтобы ты не открывала эту чертову дверь, а?
Она игнорирует его и сосредоточивается на мне.
— Что случилось, красавчик, язык проглотил? Хочешь, я его поищу? — Она усмехается, показывая почти беззубую улыбку.
— Я, блядь, стою сейчас здесь. Подожди хотя бы, пока я не окажусь в могиле, черт возьми! — взрывается Уолли.
— Почему? Ты уж точно этого не сделал.
— Это был один гребаный раз! — крикнул мужчина. — Если бы я знал, что ты собираешься припоминать мне это более пятидесяти лет, я бы никогда не попросил тебя забрать меня обратно!
— Да, но ты же просил!
Устав от их споров, я выхватил пистолет и приставил его к голове Уолли. От резкого действия они оба замерли. Сигарета упала на пол.
— Мэм, только скажите, и я с радостью избавлю вас от него, — я улыбаюсь Глории. — Похоже, вы явно не переносите его присутствие.
Глория трясет головой.
— Нет, нет, нет. Я — я–я… это — это просто что-то, мы просто так дурачимся, да Уолли?
— Д-да, — Уолли крепко зажмуривает глаза.
— Хм, ты уверена? — Я слегка сдвигаю пистолет, и оба ахают.
— Д-да, п-пожалуйста, сэр, — умоляет меня Глория.
Я склоняю голову набок, внимательно наблюдая за ними.
— Я не верю, но вы уже потратили слишком много моего времени. Так что на этот раз я оставлю вас в покое… пока.
— В будущем, Глория, не стоит интересоваться тем, что происходит в этой квартире, — я кидаю взгляд в сторону квартиры напротив. — И Уолли прав: никогда не открывай дверь незнакомцам. Никогда не знаешь, кто окажется по ту сторону — воры, преступники, убийцы, психопаты…
Я прячу оружие за спину.
— Итак… — Я делаю шаг вперёд, и они отстраняются, держась друг за друга. Я смотрю вниз и давлю на сигарету Глории носком ботинка, прежде чем снова поднять взгляд. — Вам не стоит больше видеть моё лицо. Мне нравится заявление Уолли: вы ничего не видели и ничего не знаете.
Они кивают, и Уолли дрожащей рукой тянется к дверной ручке, закрывая дверь.
— Они, наверное, умрут от страха во сне после того, что ты им только что устроил, босс, — говорит Грассо, усмехаясь, и начинает колотить по двери своей мощной рукой.
Дверь распахивается, и Чиччо облокачивается на неё, тяжело дыша, с красным лицом. Пот сверкает на
— Извини, босс, — его глаза избегают моего строгого взгляда. — Поел тайской еды, и плохо стало, — он пару раз ударяет себя кулаком по груди и отрыгивает.
— Отвратительно, братан, — бурчит Грассо, проходя мимо него.
— Чёрт возьми, ты ж нахрен взорвал здесь туалет на прошлой неделе после того, как поел это карри, — Чиччо сердито сверлит его взглядом.
— Хватит, — я потер виски, уже выслушав препирательства двух идиотов и теперь ещё и этих двоих. — Где они?
— В спальне, босс, — Чиччо показал подбородком.
Я иду в заднюю спальню и открываю дверь. Воздух здесь затхлый, влажный и жаркий, а работающий кондиционер едва освежал душную комнату. Я включаю свет, и передо мной открывается сцена: мужчина и женщина сидят в центре комнаты на стульях. Их спины прижаты друг к другу, руки связаны за спиной. Когда я подошёл, женщина застонала и потянулась, чтобы снять повязку с глаз.
Её лицо было испачкано потеками туши от слёз и пота. Прежде чем начать, я вытащил кляп из её рта.
— Пожалуйста, пожалуйста, — её голос дрожит, она старается сдержать эмоции. Я ценю её попытку сохранить контроль, а не впадать в истерику, как это обычно бывает в таких ситуациях.
— Мисс Ловато, что для вас означает слово «Omerta»?
Она склонила голову в знак молчания. Я продолжил: «Говорят, что среди мошенников и преступников нет чести. У русских есть то, чего не хватает нам, итальянцам. Когда их загоняют в угол, они остаются верными друг другу, но легко предадут подельника или партнёров. Редко, когда они выдают друг друга. В этом отношении мы могли бы кое-чему у них поучиться».
— Клянусь, я ничего не говорила.
Я снял очки и, пристально глядя на неё, сказал:
— Третий прокол, мисс Ловато.
Я вытащил пистолет, и Грассо передал мне глушитель. Она начала плакать.
— Твоим первым проколом была кража у меня, — продолжил я.
Она трясёт головой и начинает снова говорить, но я поднимаю руку, чтобы остановить её.
— Я был готов закрыть на это глаза. Все совершают ошибки, в конце концов, но это привлекло мое внимание. Второй твой промах — арест и твои показания против семьи. — Я становлюсь прямо перед ней. — Ты должна была прийти ко мне первой. Веришь или нет, я всё ещё был готов дать тебе шанс объясниться. Но теперь ты соврала мне. Ты много чего наговорила. Много чего, мисс Ловато. Видишь ли, у меня есть человек внутри.
Её глаза расширяются от шока.
— Мне жаль… — её извинение прерывает глухой выстрел, и она обмякает в кресле. Тем временем мужчина с другой стороны дрожит, пытаясь освободиться от верёвок и крича сквозь кляп.
— Не переживайте, судья Сент-Клэр, я за равное обращение. — Я снимаю с него повязку на глазах, а затем и кляп.
— П-пожалуйста, вы совершаете о-ошибку, — лепечет он. Его лицо было покрыто синяками и порезами, полученных от Чиччо и Грассо.
— Знаешь, кто я?
Судья поднимает брови, внимательно меня рассматривая, и качает головой.