Гадюшник
Шрифт:
Эрнотту сделалось нехорошо. Он посмотрел на весело пляшущие на экране фигурки. Итак, Йенсен все знает, Мацумото тоже, а теперь еще и Скарпирато. Это уже слишком. Надо немедленно рассказать все Кесслеру и подумать о возможных последствиях. Буквально физически ощущая, как в животе все переворачивается, Эрнотт дождался, пока Скарпирато с Йенсен выйдут из зала, и позвонил Кесслеру. Трубку подняли на третьем звонке.
— Карл Хайнц, это Мэттью. Надо увидеться.
— Что за спешка? Тут у меня народ. Неужели полчаса нельзя подождать?
— Нельзя.
— Спускаюсь, — резко бросил Кесслер. Ему,
Буквально через минуту он был внизу. Они с Эрноттом пошли в кабинет Скарпирато.
— Ну?
Эрнотт выложил все с начала и до конца. Кесслер молча смотрел на него. Наконец он заговорил:
— Итак, знают трое: Йенсен, Мацумото и Скарпирато.
— Да. — Эрнотт откашлялся. — Но у Йенсен самой рыльце в пуху, так что…
— Что за чушь, — презрительно фыркнул Кесслер. — Она просто провела финансовую операцию, ну, пусть с некоторыми нарушениями. Вот и все. Она всегда скажет, что решила последовать примеру: вы скупаете лиры, ну и она тоже. Никаким законом это не запрещено. Болван. Ей же нечего терять, неужели вы этого не понимаете?
Эрнотт опустил взгляд. Кесслер смотрел прямо перед собой. Встав, он собрался уходить.
— Ладно, что сделано, то сделано. Вам остается только держать рот на замке и, если что, немедленно докладывать. Ну а мне придется связаться с Катаньей.
— И что же он?.. — Эрнотт запнулся.
— Откуда мне, черт побери, знать, — выругался Кесслер. — Придумает что-нибудь. Он-то больше нас всех рискует. В конце концов он одновременно и агент, и участник. Сколько у него на счету?
— Я как раз только что подбросил ему восемь миллионов, — сказал Эрнотт, — так что теперь, наверное, на круг получится тридцать. Достаточно для того, чтобы считать себя полноправным и желанным участником команды.
— За это вам меня благодарить надо. — Кесслер посмотрел на Эрнотта с нескрываемой неприязнью и презрением.
Эрнотт тяжело поднялся, взял портфель и начал прощаться. Кесслер неожиданно с испугом посмотрел на него:
— А эту комнату вы проверили?
— Что значит — проверил? — нахмурился Эрнотт.
У Кесслера забилась жилка на виске, и в голове сразу же зашумело.
— «Жучок».
— Нет. — У Эрнотта подогнулись ноги. — Я думал, она только мной интересуется. Этот-то кабинет зачем прослушивать?
— С собой у вас эта штука? — Кесслер говорил очень тихо, очень спокойно, но с явной угрозой.
Эрнотт полез в портфель. Кесслер выхватил у него детектор, включил его, надел наушники и повернул колесико настройки. Лампочки на панели загорелись почти тут же.
— Нас слушают, — сказал Кесслер. Слова его отозвались в наушниках.
В трехстах ярдах от ИКБ в ресторанчике «Пиг энд Поук» разговаривали, устроившись за угловым столиком, Данте и Сара.
— Хоть убей, но все равно не могу понять, отчего ты больше не хочешь со мной встречаться. — Данте склонился к Саре, в глазах его, обычно холодных, сейчас явно угадывалась растерянность.
— Ну что ж, — вздохнула Сара. — Неверность. У тебя есть приятельница, у меня приятель. Отрицать это бессмысленно. Я, например, видела тебя с ней. — Это был, конечно, чистый блеф, но ведь не может быть, чтобы на протяжении последних
— Стало быть, никакой надежды?
— Никакой, милый. — Сара легонько погладила его по щеке. — Никакой.
Скарпирато грустно улыбнулся и взял Сару за руку.
— Но друзьями-то мы останемся?
— Разумеется. — Сара сжала его руку.
В то самое время, как Данте с Сарой выясняли отношения в «Пиг энд Поук», Карл Хайнц Кесслер направлялся в своем черном «мерседесе» домой, за город. Был час пик, и водитель Леонард с трудом пробирался по забитой машинами Лоуэр-Темз-стрит. Сидя, как обычно, сзади, Кесслер хранил угрюмое молчание.
Через два часа он был в Беркшире, неподалеку от Ламборна, центра английского конного спорта. «Мерседес» с трудом пробирался сельскими проселками, рассекающими поляны, на которых там и тут виднелись уже не участвующие в скачках лошади-ветераны и пони с детскими седлами. Перед большими железными воротами в стороне от дороги машина притормозила и свернула на ровную аллею, обсаженную с обеих сторон каштанами. Длиной она была ровно в милю и упиралась в большой белый дом посреди некруто сбегавших вниз полей.
Не дав водителю времени открыть ему дверцу, Кесслер сам выскочил из машины, сухо попрощался с Леонардом и двинулся к двери.
На пороге его встретила Джэнет, домохозяйка. Поздоровавшись с ней на ходу, Кесслер прошел через просторный холл в библиотеку, сел в старое кресло перед незажженным камином и начал перебирать факты. Итак, Йенсен, Мацумото и Скарпирато в курсе дела. Хуже всего от этого может быть Катанье. Жена узнает, что у него была любовница, и уйдет из дома. Что его просто подставили, Катанье доказать не удастся. Кесслер все устроил так, чтобы итальянец выглядел полноправным действующим лицом аферы, в которой принял участие вполне добровольно. Он получает четверть всей прибыли от незаконных сделок. Деньги переводит на один из его тайных счетов Эрнотт. Полицейское расследование это легко установит. Банк находится в Швейцарии, где полная конфиденциальность давно уже ушла в прошлое. И когда счет на многие миллионы долларов обнаружится, легко будет заподозрить Катанью в том, что он-то и является вдохновителем всей комбинации. Политической его карьере немедленно придет конец. Он лишится жены, детей, состояния, а может быть, и свободы.
Кесслер пошарил во внутреннем кармане пиджака, извлек небольшую, в синем кожаном переплете записную книжку, потянулся к телефону, стоявшему рядом на столике, и набрал номер. Все это — проблема Катаньи, пусть он ею и занимается.
Звонок из Англии раздался, когда Джанкарло Катанья сидел за ужином со своей женой Донателлой. В дверь столовой негромко постучали.
— Звонит синьор Кесслер, — сказала домохозяйка Элла. — Говорит, дело срочное.
Катанья сумрачно посмотрел на нее, извинился перед Донателлой и прошел к себе в кабинет.